Григорий Васильевич.
– Вот и славно, – полковник сел напротив. Восьмиместная пассажирская кабина была пуста, из Ленинграда сегодня почти никто не летел в Москву. Впрочем, так оно и лучше, свободнее и спокойнее. – А я торопился, видите ли, и не успел на земле подготовиться. Пришлось в здешнем буфете, но не жалею. Отличный коньяк, а закуска у меня с собой всегда.
С этими словами Колобанов раскрыл небольшой кожаный саквояж и выставил на столик бутылку азербайджанского коньяка, а затем принялся выкладывать шпроты, копченую и докторскую колбасу, а сверх того даже бутылку кетчупа Ленинградского пищекомбината. Александров слыхал, что этот продукт весьма понравился товарищу Микояну после его визита в Америку, вот и пустили в производство. Раньше пробовать как-то не доводилось.
– Вы его на колбасу лейте, – тоном знатока посоветовал Колобанов, глядя, как попутчик читает этикетку. – А вы, простите, не тот ли Александров, что снимает кино?
– Тот самый, – улыбнулся режиссер, ставя бутылку на столик.
– Смотрел, смотрел! «Веселые ребята» – это ж ого-го! Утесов, да! А «Цирк»?! Как там – «Я из пушки в небо уйду!» И негритенок, негритенок… «Все вокруг спать должны, но не на работе», – довольно мелодично пропел Колобанов. – Рад знакомству. А сейчас в Москву? Что-то снимать, видимо, планируете? А что, если не секрет?
Александров помрачнел.
– Старая задумка, – сказал он, вынимая из ящичка в столе хрустальные стаканчики. – «Золушка».
– Простите, – удивился полковник, – но это же сказка?
– Это не та сказка. Это наша советская реальность. Обычная девушка становится передовиком производства… Впрочем, зачем я рассказываю, вам потом будет неинтересно смотреть.
– И то верно, – согласился Колобанов. – Давайте тогда выпьем за знакомство, нам еще лететь несколько часов. Если вам моя сухомятка не нравится, можно с кухни горячего заказать. У них гуляш, соляночка, я спрашивал.
– Обойдемся. Вы уж извините, что я не вношу свою лепту. Ничего не захватил, – развел руками Александров.
– Бросьте, – полковник разлил янтарный напиток по стаканчикам. – Ну, заискрится сила во взоре!
Они чокнулись и выпили. Сорокатонная махина К-7 летела на юг, пронзая облачный фронт. Иллюминатор словно молоком облили.
– Про силу во взоре… Это ведь Апухтин, если не ошибаюсь? – уточнил Григорий Васильевич, откусывая от политого кетчупом бутерброда. Вкусно. Микоян был прав.
– Да, он самый. Помню, в гимназии… – Полковник внезапно замолчал, потом мотнул головой и продолжил: – А, неважно… Скажите лучше, как вам самолет?
– Я уж третий раз лечу на нем. По-моему, прекрасный. Словно в поезде, даже лучше.
– А я вот впервые сподобился. Гениальнейший мастодонт. Не то что эти дирижабли… Жаль, шлепнули Калинина.
Режиссер не сразу понял, что речь идет не о всесоюзном старосте, а об авиаконструкторе Константине Калинине, которого и в самом деле расстреляли как врага народа. Кажется, в тридцать восьмом. Именно Калинин создал самолет, на