Мне показалось, что сегодня этим делом вообще никто не занимается.
– Я выхожу на работу завтра, – с явным неудовольствием процедил Пелас. – И я веду это дело.
– А что вы сделали с ключом и справочником?
– Ускорили юридическую процедуру и оформили постановление о конфискации.
– А если в переводе на человеческий язык?
Полицейский хмыкнул. Последний вопрос его явно развеселил, заставив забыть о своем раздражении.
– Сейчас все в руках криминалистов. Результаты будут в понедельник. Устраивает вас это?
– Могу я рассчитывать, что, как только появится новая информация, вы поставите меня в известность?
– Ладно, – уже примирительно сказал Пелас. – Но это будет двусторонняя договоренность. Если вам удастся что-нибудь вытянуть из него с этим вашим гипнозом, вы обязуетесь связаться со мной. – И, чуть подумав, добавил: – Это в ваших же интересах.
Матиас улыбнулся. Рефлекс полицейского – не могут без угроз. Надо бы каждого легавого подвергнуть психоанализу, чтобы выяснить, какие такие причины подвигли его выбрать подобную профессию. Фрер дал обещание позвонить, если что-нибудь узнает, и продиктовал свои координаты. Ни тот ни другой не верили, что сотрудничество состоится. Каждый за себя, и пусть победит сильнейший.
Фрер вернулся в отделение скорой. Осталось продержаться два часа. Хорошая новость заключалась в том, что его дежурство закончится до начала великого хаоса. Это ведь вечер субботы. Он осмотрел нескольких больных, сделал назначения – кому антидепрессанты, кому транквилизаторы – и отправил их назад, по палатам.
Десять часов.
Матиас поздоровался с врачом, явившимся ему на смену, и вернулся к себе в кабинет. Туман держался по-прежнему, не уступая ни пяди завоеванного пространства. Кажется, к вечеру он даже сгустился. У Фрера мелькнула мысль, что из-за этой мутной мороси у него весь день шел наперекосяк. Как будто сама реальность расплывалась, теряя привычные очертания.
Он снял халат. Собрал свои вещи. Натянул плащ. Перед уходом решил в последний раз навестить мужчину в стетсоновской шляпе. Пошел в свое отделение и поднялся на второй этаж. В коридоре еще витали запахи столовой, смешиваясь с привычной вонью мочи, эфира и лекарств. То тут, то там слышалось мягкое фетровое шуршание тапочек по линолеуму, раздавалось бурчание телевизионных голосов, характерное звяканье металлических плевательниц, в которых шуровал очередной собиратель окурков.
Вдруг на Фрера налетела какая-то женщина. От неожиданности он отпрянул в сторону, но тут же узнал ее. Мистенге. Все здесь звали ее так. Как ее настоящее имя, он сейчас не помнил. Шестьдесят лет. Из них сорок она провела на западе страны. Незлобивая, хотя ее внешность могла напугать кого угодно. Растрепанные седые космы. Обрюзгшее лицо землистого цвета. Глаза, подернутые мутной пленкой и горящие лихорадочным блеском. Жестокие глаза. Женщина вцепилась в рукав его плаща.
– Спокойно, Мистенге, спокойно, – проговорил он, высвобождая ткань плаща из ее цепких пальцев. – Вам пора ложиться спать.
Изо рта у нее вырвался смех, словно кровь