из груди слизь и черные комочки.
– Не могу, дядька Мажуга. Там же… Там же… Там же нету ничего!
Йоля впервые увидела небо. Мажуга встал над ней, глядя вдаль. Позади клубился серыми громадами сотканный из дыма призрак города, а впереди расстилалась Пустошь – бескрайняя желтая равнина, перечеркнутая белой ниточкой дороги. Над равниной – белесое пыльное небо, пронизанное солнечным светом, легкие пушистые облачка, а совсем уж вдалеке, над холмами, замыкающими горизонт, в небе плыла летающая платформа.
Мало-помалу девчонка притихла.
– Ну что, полегчало? – спокойно спросил Мажуга. – Тогда вставай, поедем… домой.
Йоля села, подтянула брякающую цепочку. Глядеть вверх она по-прежнему опасалась. Поползла на четвереньках к сендеру, потом сумела подняться и побрела. Вцепилась в борт, как в спасение, и с облегчением нырнула внутрь – под крышу. Мажуга сел рядом, достал табак и клочок бумаги, стал сворачивать самокрутку.
– Посидим немного, пока ты в себя придешь. Я вот тоже помню, когда впервой из города выбрался, как вверх зыркнул, в небеса, так и решил: ну всё, сейчас улечу в эту пустоту, закрутит меня, унесет вверх тормашками. Мутило после. До сих пор, как вспомню, так слегка не по себе…
– Так это небо, что ль? Страшное какое…
– Небо красивое. Даже когда ветер пыль несет, и тогда. – Мажуга чиркнул зажигалкой, затянулся. – Ты после привыкнешь.
Помолчали, Мажуга смолил самокрутку, выдыхая дым в сторону, чтобы не несло на девчонку – пусть привыкает к хорошему воздуху. Ей в подземельях такого и понюхать не выпадало.
– Дядька, а чего ты со мной воськаешься? – вдруг спросила Йоля. – Я тебе кто? Не родня, не в деле с тобой каком-то… Да никто я тебе.
– Почем ты знаешь? Родители твои кем были? Небось и сама не помнишь?
– А что, папка ты мой, что ли? Не ври.
– Нет, папка – это вряд ли. – Мажугу такая мысль насмешила, он даже улыбнулся. – Не похожа ты на меня ни капли, кочерга прокопченная. Хотя, если тебя отмыть, погляжу снова – может, что знакомое признаю. Боюсь только, коли грязь с тебя оттереть, так и вовсе ничего не останется.
– Хотя, если мозгой пораскинуть, – задумчиво протянула девчонка, – золота ты немало с пушкарей слупил, это же за то, что я тебе рассказала!.. А, так ты поэтому меня забрал? Благодарный мне за это золото?
– Думай как хочешь.
– Это ты, дядька, по-правильному сделал, что мне за то золото благодарный. Другой бы просто забрал, что можно, да и забыл обо мне. А ты добрый.
Мажуга не стал отвечать, вдавил окурок в дверцу, отшвырнул его прочь и врубил двигатель. Сендер въехал в колеи и покатил, взбивая невесомую белую дорожную пыль.
Чем дальше от города, тем быстрей менялся ландшафт. Холмы, сперва пологие и невысокие, делались круче, между ними пролегли овраги, вырытые потоками, которые бегут после сезона дождей. Даже сейчас, в сухой период, на дне оврагов оставалась влага и вокруг расползались пятна зелени, заросли отчетливо выделялись среди желтой равнины. Потом сендер, грохоча,