ванное со столба объявление та, которая звалась Рапсодой Скерцандой Виваче, – ну и дурни работают в королевской разведке, – фыркнула она и потерла правый, прозрачно-голубой глаз, скрытый под грубой полотняной повязкой, – право с лево путают!
Но хоть в объявлении и была столь досадная промашка, люди с разными глазами встречаются не так уж и часто. Так что от самой заметной приметы следовало избавиться. Хоть бы даже таким примитивным способом, как перевязь, скрывающая один из глаз. Харчеваться и останавливаться на ночь теперь приходилось в местах, сравнительно безопасных, то бишь в притонах, наводненных ворами, жульем, головорезами и прочими отбросами общества. В такие места не заглядывают добропорядочные граждане, а стража, будучи подкупленной или запуганной, малодушно делает вид, что и знать о них ничего не знает. Так что бояться тут Рапсоде особо нечего. Ну, кроме разве что ножа в спину или проигрыша шулеру в кости. О прежней своей работе ей тоже пришлось забыть. Барды в таких заведениях не пользуются особой популярностью, да и репертуарчик Си-Диез, мягко говоря, не удовлетворил бы вкусов местной аудитории. Хотя песенки скабрезного или политического содержания, слышащиеся то из-за одного, то из-за другого стола, весьма и весьма забавны…
И как же это надо было умудриться из простого барда превратиться во врага королевской короны? Рапсода помнила, с чего все это началось.
А началось все, как и полагается, с драки.
Была тогда сентябрьская, еще по-летнему теплая ночь, Рапсода только несколько часов назад добралась до Лагеря Бардов. Здесь странствующий менестрель всегда мог заночевать или остаться на недельку-другую, чтобы повидать собратьев по ремеслу и занять себя приятной беседой об искусствах. Молодые барды жили здесь чуть не месяцами в надежде на встречу с кем-то из прославившихся певцов, которые также не брезговали останавливаться здесь на ночлег.
Но не всегда в лагере было спокойно. Где есть неравенство – там вспыхивает зависть, где встречаются два мастера – там появляется соперничество. Так что беседы о прекрасном частенько перерастали в потасовки.
Этой ночью, на первый взгляд, все было тихо. Уставшая, но плотно поужинавшая Рапсода двигалась вдаль от общего большого костра, разыскивая удобное место для сна. Тут и там горели костерки поменьше. Вокруг них сидели люди вперемешку с полуросликами, эльфами и гномами. Кто-то ставил на лютню новые струны, кто-то тихонько пробовал голос: не осип ли с дороги. У одного костра, мимо которого проходила девушка, гном воодушевленно рассказывал, чем легенды его народа лучше людских:
– У нас-то сказания о битвах, о подвигах, прославивших наших горных правителей, ну, в крайнем случае, об искусстве наших мастеров. А у вас? Что не легенда, так везде баба замешана. То добрый рыцарь ради нее целую легенду по всему миру мечется, то за ней, потому как она самым главным злом оказалась. А что же это за война, если в ней баба участвует? Тьфу!
Дальнейших рассуждений гнома, как и ответа человека, девушка, отошедшая от их костерка достаточно далеко, уже не услышала. Она бы может и остановилась у спорщиков, и высказала бы свое мнение на счет легенд и женщин, но уж больно хотелось спать.
Наконец Рапсода оказалась на самом краю лагеря: впереди чахленький кустарник, позади видны маячки костров. Она начала было укладываться спать, но тут ей вдруг послышалось какое-то движение за кустарником. Будто кто-то осторожно шагал, стараясь не шуршать густой травой.
«Померещилось, – фыркнула про себя Си-Диез, – давненько меня слух не подводил».
Но тут из-за кустов донесся другой, совсем неприятный звук. Будто нечто тяжелое с размаху врезалось во что-то мягкое, как сапог из грубой кожи врезается в живот надоевшей собаки. Но сдавленный стон, последовавший за ударом, дал Рапсоде четко понять, что от души врезали совсем не собаке.
Певица бесшумно метнулась к кустарнику и увидела сквозь переплетения веток, как одна фигура, стоящая в полный рост, избивает ногами другую, сжавшуюся на земле и прикрывающую руками голову. Рядом еле теплились уголья затушенного костра. Очевидно, лежащий на земле мирно спал, когда на него напали. Рапсода подалась вперед и неосторожным движением обломила тоненькую веточку. Нападающий, высокий и крепко сложенный мужчина, похоже ничего не услышал и занес ногу для очередного удара. А вот лежащий на земле вдруг повернул лицо к кустарнику, и Си-Диез увидела его большие глаза и острые уши.
«Эльф, – поняла сказительница, – или полукровка. Понятно, почему этот детина дождался, пока он уснет. Чуткое эльфийское ухо заслышало бы его приближение шагов за триста».
А сапог снова ударил по ребрам несчастного.
«Надо помочь… Надо! Но как? Что может противопоставить девушка такому детине?» – отчаянно соображала вокалистка.
Верзила снова замахнулся, и Рапсода сама того не сознавая схватила с земли первый попавшийся камень и швырнула в него. Камень угодил мужчине в плечо. Он повернул голову в сторону кустов и ухмыльнулся:
– Там твои приятели? Ха! Храбрецы, надо сказать, выдающиеся. Камушка с земли ради тебя не пожалели! Вот как им дорога твоя шкура!
И тут Си-Диез