кекса в карман на потом, а пакет мы затолкали между скрюченных корней ближайшего деревца. Мы – враги окружающей среды, вот кто мы такие. В лесу было как-то удивительно воздушно и прозрачно и стоял по-весеннему мшистый запах. Деревья казались еще прозрачнее оттого, что на гнутых ветках совсем не было листьев, только-только почки проклюнулись. Нам обоим было стыдно за брошенный пакет, вот мы и шутили шуточки по этому поводу. Крис сказал – какой-нибудь прохожий барсук еще скажет нам спасибо за пирог со свининой.
Вот тогда-то мы и заблудились. Лес шел то круто вверх, то круто вниз. Ни полей, ни даже моря видно не было, и мы не понимали, где очутились, пока я не сообразила, что ветер всегда дует на берег. Значит, если мы хотим вернуться в Кренбери, надо встать лицом к ветру. Если бы мы этого не сделали, то плутали бы до утра. Я сказала – это колдовской лес и он хочет заманить нас в чащобу на веки вечные. Крис сказал: «Ерунда!» Только, думаю, он тоже здорово напугался: лес был просто жутко пустой и скрюченный.
В общем, по-моему, мы сделали вот что: прошли по всей долине за Кренбери, а потом вдоль холма по другую сторону. Когда мы наконец спустились по крутому склону и увидели внизу Кренбери, то оказались прямо напротив Кренберийского утеса, а сам город был похож на скопление кукольных домиков, выстроившихся полукругом вдоль берега туманного серого пустого моря.
Я подумала, что отсюда город выглядит очень даже симпатично. Крис заметил:
– А как мы, интересно, рельсы-то перешли?! Железная дорога тянется ровнехонько поперек долины!
Как – понятия не имею, но перешли же. Рельсы тоже было видно внизу. Последний большой дом в Кренбери, полускрытый за тем самым холмом, где мы стояли, был у самой железной дороги. Мы решили, пусть он будет ориентиром, и пошли прямо на него. К этому времени понемногу надвигался вечер – еще не темнело, а как будто тихонько тускнело, и все сделалось блеклое и зябкое. Я уговаривала себя, что именно поэтому мне стало так странно. Сначала на крутом склоне было поле, поросшее очень мокрой травой. Ветер стих. Большой дом стоял среди деревьев, но мы подумали, что за ним должна быть дорога, поэтому взобрались на круглый бугорок у подножия холма с полем посмотреть, где она, эта дорога. Бугорок весь порос низкими кустами с длинными упругими ветками, на них набухли большие блеклые почки, и там повсюду вились узенькие протоптанные тропки. Помню, я еще подумала – там хорошо играть. Похоже, на бугорке и правда играли дети. Потом мы забрались на вершину и увидели этих детей.
Они гуляли в саду возле большого дома. Это было скучное здание из красного кирпича – такими часто строят школы. Сад, в который мы заглядывали сверху через ограду, тоже был по-школьному скучный – одна трава и круглые клумбы с вечнозелеными кустами. В саду и гуляли дети – очень тихо и степенно. Это было противоестественно. Ну то есть, разве могут сорок детей вообще не шуметь? Те, которые играли, ни разу даже не крикнули. Большинство детей просто ходили по саду шеренгами по четыре-пять. Если девочки – за ручку. Если мальчики – просто маршировали рядом.