монах, что ко мне летают голые бабы с крыльями, а из-под пола вылезает… ну, что-то вылазит.
– Изыди, – велел я. – Если опять пережаришь мясо, я тебя самого на сковородку!
Он исчез, только за дверью послышался быстро удаляющийся топот башмаков на деревянной подошве. Я вперил взор в стену, там то, за что мужчины готовы отдать полжизни, а то и жизнь: дивный меч в ножнах старинной работы, его отточенное, как острейшая бритва, лезвие рубит любые доспехи, а на нем ни единой щербинки, дальше – треугольный, с выемками вверху по краям рыцарский щит, дивная чеканка… на простом крюке мой чудесный молот, бьет подобно гранатомету, возвращается в ладонь вернее бумеранга…
А если учесть, что вон в углу на отдельной лавке доспехи Арианта, древнего героя, их не пробить никаким оружием, то я защищен едва ли не лучше всех в Зорре. Но счастливее ли я… если она приехала к какому-то сраному мужу, а я томлюсь здесь, как менджнун долбаный, изнываю, мне хреново, но что я могу сделать?
За спиной послышался легкий понимающий смешок. Рука моя метнулась к поясу, где пальцы обычно натыкаются на рукоять кинжала. Это получилось бездумно, сзади прозвучал мягкий интеллигентный смех.
Он стоял посреди комнаты, одетый просто, но, как говорят, со вкусом. Обычный такой зажиточный горожанин. Средний, самый средний из них. Живые черные, как спелые сливы, глаза наблюдали за мной с интересом.
– Раньше у вас этого жеста не было, – заметил он. – Позвольте присесть?
– Да, конечно, – сказал я. – Располагайтесь… Как говорят: будьте, как дома, но в холодильник – ни-ни. Удивлен, что вы так спокойно появляетесь в таком месте, как Зорр.
Он уже сидел в свободной непринужденной позе, забросив ногу на ногу, причем самым элегантнейшим образом, когда лодыжка одной ноги покоится на колене другой. Я вынужденно сел напротив, чтобы не давать преимущества дьяволу даже в такой мелочи.
– Да, – признался он, – Зорр – довольно неприятное место. Одни святоши, полно попов, черных ряс… Мракобесие какое-то!..
– А их аура святости не мешает?
Он покачал головой.
– Нисколько.
– Ничуточки? – спросил я, не поверив. – А я слышал, что стоит только показать крест, как исчезаете с жутким воем и… простите, неприятным запахом.
– Бред, – ответил он, – преувеличение своих сил, преуменьшение сил противника – все привычно, все всегда одинаково… Правда, я не могу оставаться, если меня не желают видеть или слышать, это закреплено в Правилах… ну а так я вообще-то вхож, как вы знаете, даже к Богу. В любое время. А там, как догадываетесь, аура помощнее, чем среди этих вонючих попов, что всю жизнь не моются.
– То аскеты не моются, – возразил я. – Да некоторые из монахов, давшие такой обет. Ладно, дело не в этом. Чем я обязан вниманием человека, который вхож в покои… даже не решаюсь назвать имя Верховного Сюзерена?
Он сдержанно улыбнулся, обронил:
– А его имя никто не знает. Но это так, к слову. Вы, помнится, высказывали мысль… желание посетить южные страны?
– Да, –