ведь и до скандала межрасового недалеко. Вот я ей и высказалась обо всем, что думаю по этому поводу.
Вы меня в запале знаете – если понесло, никаким заклятием не остановишь. Я и толкнула речь на добрых пять минут о чересчур зарвавшихся призраках, их месте в королевском дворце и в воспитании подрастающего поколения. Да еще о смене моральных устоев за те сто лет, что ее нет в живых. А также припомнила все те слухи о любовных похождениях нашей бонны при жизни, что ходили по дворцу. Также я имела наглость угрожать милой Агриппе, что если она и впредь будет доставать меня своей моралью, то я заведу любовника из числа все тех же чертей. Это я, конечно, погорячилась. У меня раньше и в мыслях такого не было. Все эти глупые подозрения. – Думаю, я во многом не права. Но зачем лезть к человеку в четыре часа утра со своими нравоучениями? Наверное, я ее обидела. Надо было быть помягче в выражениях. Ведь дошло до того, что я пересказала ей все те слова, что кричали нам артиллеристы, когда я крышу взорвала. Ну те, с фейерверками, помните? – посмотрела я на демонов.
Бальтазар и Аскар дружно прыснули со смеху, вспомнили, наверное. Данте честно пытался держать чувства в узде, хотя лицо и покривил. А Заквиэль покачал головой:
– Тебе действительно было лучше не говорить этого призраку. Это же натуральная похабщина.
– Правда? Я об этом не подумала. Ой! – спохватилась я.
Данте все же не выдержал и хмыкнул.
– Сегодня же вечером пойдешь к Агриппе и извинишься, – строго посмотрела на меня магиана.
– Не имею ничего против, – уверила я. – Если она тоже извинится.
– Говори это Агриппе. Для нас главное, чтобы во дворце снова настали мир и покой.
– Пока здесь это недоразумение, – ткнула пальчиком мачеха, – во дворце не будет покоя. Когда у вас начинается практика?
– Мы уезжаем через две недели, – смела заверить магичка. – Если, конечно, все сдадут экзамены.
Я вздохнула. Экзамены – мое слабое место. У меня может все великолепно получаться на тренировках, но как только я выхожу на обозрение суровых экзаменаторов, способности сами собой уходят куда-то в пятки вслед за сердцем.
– Лилит, – позвал отец, – что ты там говорила о фейерверках? Ты и здесь приложила свою шаловливую ручку?
Мне разом поплохело.
– Мы должны извиниться, – вмешался Бальтазар, – но это скорее наша вина.
Король хмыкнул:
– Не стоит, господин Бальтазар. Я всегда узнаю о проделках своей непутевой дочки по особому почерку – по нелепости. На той крыше находились три архимага, дом оцепил отряд охраны. И только моя Лилит могла этого не заметить, разнеся всю секретную подготовку вместе с домом. Архимаги даже ничего понять не успели, когда там все запылало. Неужели ты – мой ребенок? – совсем незлобно, скорей риторически спросил он.
Я просияла. Значит, папа уже пережил мою шалость и никаких последствий, кроме, может быть, легкого нагоняя в отдельном