самостоятельно и через кооперативные органы внутри общин или объединения нескольких общин районного или губернского уровня. Налицо была высочайшая степень самостоятельности и саморегуляции земского общинного самоуправления. Община самоочищалась как от особо богатых, так и от особо бедных. В колхозах система управления была перевернута с ног на голову. Во-первых, сельсовет не имел на селе никакой реальной власти, кроме сбора налогов, учета новорожденных и регистрации брака. Но все равно председатель сельсовета относился к разряду номенклатуры, и его номинально избирали только после представления райкомом партии.
Номенклатура председателей колхозов. Тридцатитысячники и партийцы
Огромные полномочия хозяйственной власти были предоставлены председателю колхоза, но редко какой председатель был из местных жителей, чаще райком привозил на общее собрание своего номенклатурного ставленника и марионетку и всеми правдами и неправдами протаскивал его кандидатуру на общем собрании методом открытого голосования простым поднятием руки. Те, кто постарше, помнят про «тридцатитысячников». Это были потомственные рабочие-партийцы Путиловского, Ижорского и других заводов Ленинграда, которые потеряли наследственную связь с землей и забыли, что такое сельскохозяйственный труд и сельскохозяйственное производство. Вот их и назначали председателями колхозов, особенно в те места, где не было помещичьих имений, а значит, и не было достаточного количества духовно развращенных людей из числа «дворовой челяди», чтобы применять насилие и произвол над сельским крестьянством. Они не были «безродными космополитами», а были русскими по своему происхождению с крестьянскими корнями. Но в духовном плане они были «безродными космополитами», забесовленными идеей мировой революции, и были обязаны при исполнении председательских функций не столько заботиться о выполнении государственного плана поставок сельхозпродукции, сколько о воспитании «нового человека». А таким «новым человеком» они считали самих себя, коммунистов-интернационалистов, потерявших наследственную связь с крестьянским духом и готовых ради мировой революции превратить всех своих колхозников в свое духовное подобие.
Деревня, в которой я родился, никогда не знала крепостного права и не кормила помещика. Вот поэтому, в период моего раннего детства там и был председателем один из таких рабочих-тридцатитысячников. Фамилии его я не знаю. Позже председателем стал не местный житель, а назначенец района по фамилии Муратов. Самого его я никогда не видел, а с его сыном Анатолием Муратовым, очень прилежным, послушным и болезненным юношей я закончил в одном классе десятилетку. Никто Муратова в школе не обижал, но и особой дружбы с ним не водили, не потому, что он был сыном председателя, а в силу его собственной болезненности и отчужденности. Дочь председателя, если не ошибаюсь, Нина Муратова, тоже училась со мной в одном классе до восьмого класса.