в затягивающийся живой мешок.
Выпавший мегафон и автомат начальника станции остались лежать у края платформы.
Егор прекратил стрельбу: дальше дырявить интродукта можно было только вместе с его жертвой.
К вагону подбежали еще несколько бойцов. Но и они, подняв автоматы, нерешительно застыли на месте.
Под живым колышущимся пологом смутно угадывались контуры дергающейся человеческой фигуры. Кирилл Васильевич боролся за жизнь.
И кажется…
Тонкая, но прочная плоть твари вдруг натянулась. Лопнула, брызнув прозрачной жижей. Из шевелящейся «простыни» показалось острие армейского ножа…
Кажется, человек побеждал метаморфа.
Крепкая заточенная сталь с треском продиралась сквозь плотный слой органики, лезвие вязло в липкой жиже-крови. И все-таки нож резал тварь.
Один косой разрез, еще один…
Для того, чтобы залепить, залечить и склеить такие раны, метаморфу нужно время. Много времени.
Кирилл Васильевич – весь в отвратительной слизи без цвета и запаха – выскользнул из живого савана, словно из раскромсанной палатки. Откатился в сторону, захлебываясь в кашле.
Тварь все еще была жива. Более того, она сжалась для очередного броска, сделавшись похожей на скомканное одеяло. Но на этот раз у интродукта не оставалось ни единого шанса. С полдюжины автоматных стволов, ударивших одновременно, буквально разорвали бесформенный ком метаморфа и смешали его плоть с выщербленным асфальтом.
Влажные ошметки твари разлетелись по платформе. Чуть в стороне лежал Кирилл Васильевич.
Начальник станции был плох. Его одежда зияла прорехами и исходила паром. Кожа на руках и лице побагровела и покрылась крупными волдырями. Из носа, ушей и рта сочилась кровь.
Что ж, человек, которого чуть не переварили заживо, вряд ли будет выглядеть бодреньким и здоровеньким. И все же…
С каждой секундой Кириллу Васильевичу становилось все хуже. Дыхание было сиплым и прерывистым. Обращенных к нему слов раненый не слышал и никак не реагировал на происходившее вокруг.
Из разжатых пальцев выскользнул перепачканный слизью нож.
Судя по всему, когда Кирилл Васильевич прорезал себе выход, это было его последним осознанным поступком. А теперь…
– Кома, что ли? – растерянно пробормотал один из бойцов.
– Триндец, – резюмировал еще кто-то.
«А ведь спишут мужика, – с тоской подумал Егор. – Если не очухается – так и вышвырнут за Стенку в бессознательном состоянии. Жаль, хороший командир».
– Врача! – крикнул Егор. – Начстанции ранен!
От здания вокзала к карантинной зоне по путям уже бежал медбрат с нашитым на форму красным крестом и пухлой поясной сумкой, помеченной таким же крестом.
Но кое-кто оказался проворнее. Из соседнего – третьего, судя по всему, штабного вагона выскочил щупленький человечек в штатском. Одежда незнакомца – немного смятые, но вполне цивильные брючки и пиджачок смотрелись крайне нелепо и неуместно среди