быть суровее или, по крайней мере, сдержаннее еще немного, но плотина обиды уже поддавалась под напором эмоций.
«Она сердится на меня. Хочет дать мне понять, какую боль я им причинил».
Тома замахал ручонками и попытался повернуться к новой гостье.
Когда глаза ребенка устремились на нее, она прервала безмолвный диалог и сразу переменилась. Лицо ее стало ласковым, улыбка, полная бесконечной нежности, заиграла на губах, в уголках которых залегли морщинки.
– Смотри, я думаю, он знает, кто ты. Родная кровь.
– Родная кровь? Как странно. Иногда эти ценности перескакивают через поколение! – отозвалась она и печально улыбнулась.
Это замечание больно кольнуло его. Но он понял, что дальше она не пойдет. Это был последний выпад, спасающий честь после слишком скорой капитуляции.
– Он такой милый. Осторожней, ты неправильно его держишь. У него шейка заболит.
Она тихонько приблизилась.
– Иди сюда, сядь со мной и возьми его на руки.
Мать уже протягивала руки, чтобы принять ребенка.
Сидя рядом с Жереми, она держала Тома лицом к себе и улыбалась счастливой улыбкой.
Жереми чувствовал ее запах. Запах его детства. Смесь лавандовой воды и кондиционера для белья. Запах добродетельной честности.
Ему захотелось броситься к ее ногам, умолять о прощении, обнять ее.
– Мама… я… я не понимаю, как мог вас…
Но что он мог сказать, чтобы облегчить боль раненой любви? Слова теснились в горле.
– Я люблю тебя, мама.
Она напряглась, но сделала вид, будто не услышала, и продолжала улыбаться ребенку.
– Он такой славный. Мне так хотелось с ним познакомиться. Я ведь как-никак его бабушка.
Голос ее сорвался. В глазах блеснули слезы. Она приблизила личико ребенка к своему лицу и поцеловала, словно прячась за ним.
Жереми растерялся.
– Мне так жаль, что я причинил вам боль, тебе и папе. Это был не я! Я просто не узнаю себя во всем этом. Я так вас люблю.
Мать подняла на него мокрые глаза, продолжая целовать короткими поцелуями лобик Тома.
– Мы никогда не сомневались, что все делаем во благо, поверь мне, Жереми.
– Вы тут ни при чем. Как я мог заставить вас жить с сознанием вины? Это не вы, мама! Это отчаяние растерянного мальчишки. Я был влюблен в Викторию. Безумно влюблен. Она не обращала на меня внимания. А я не хотел жить без нее! Я знаю, это смешно, что я так говорю. Но самоубийство всегда смешно, пока его не совершишь. Оно существует только за секунду, за минуту до поступка. В этот момент оно гибельно. Вашей вины тут не было. Об остальном, о том, что происходило после, я не знаю, что и сказать. Наверно, это безумие продолжалось. Или, может быть, мне было стыдно. Я правда не могу объяснить…
– А почему ты захотел увидеть нас сегодня?
– Понятия не имею! Мне просто кажется, что я снова стал собой.
Он осознал, как странно прозвучало его объяснение.
– Я была так счастлива, что Виктория позвонила, – сказала она, улыбаясь сквозь слезы.
– А я так счастлив, что ты согласилась