нас в теплых черных костюмах. Казалось, он полностью поглощен зрелищем; позже я узнал, что он верил, будто обладает магическими способностями и, если бы его вежливо попросили, мог бы пригнуть деревья к земле.
Затем Хьюго посмотрел на меня с видом человека, который принял важное решение.
– Я ем бумагу, – серьезно сообщил он.
– В самом деле?
Мальчик кивнул и гордо расправил плечи.
– Я ее постоянно ем.
Не стану докучать вам пересказом остального диалога. Как аборигены из юго-восточных морей, которые, встречая чужеземца, неизменно перечисляют имена своих предков, мы осуществили детский обряд, в ходе которого оба мальчика клянутся быть друг другу друзьями и не враждовать. Совсем как соплеменники, мы закончили разговор яростной дискуссией, где я одержал победу и тем самым завоевал восхищение Хьюго, которое длилось, несмотря на периодические размолвки, все пятьдесят с лишним лет нашей дружбы.
– Пора! – выкрикнул зазывала со своего винтового помоста.
Чудо свершилось.
Профессор Мартин сбросил мешки на землю, и шар, покачиваясь, начал подниматься в воздух. Человечек, возносившийся на этой быстроходной луне, продолжал увеличивать ревущее пламя у основания шара, взмывая все выше, пока веревки не натянулись, чтобы не дать ветру унести профессора прочь (каждую из них держал сильный мужчина), а профессор не перевернул над рукоплещущей толпой мешок с лепестками роз. Когда облака лепестков рассеялись, мы увидели, что шар поднялся вверх и свесил огромные полосатые ленты, до которых мы пытались допрыгнуть. Невероятно, шар все уносился прочь. Он был неповторим, не походил ни на одно животное, о котором я читал, не упоминался ни в одной сказке или легенде, ему не было аналогов в моих мечтах. Это воплощенное творение человеческого разума жаждой свободы затмевало даже птиц. Неужели мы единственные существа, которые должны убегать от себя? Ведь, глядя на этот шар, я воображал мою душу, заточенную в грязной плоти старого тела, пылающую тем же огнем и улетающую вдаль, столь же серебристую, сколь и молодую.
Меня ткнули в бок и вручили фаллос в фольге. – Это банан, медвежонок.
Много лет спустя, когда мы оба стали пресытившимися и забывчивыми, я напомнил Хьюго о том дне, когда мы впервые встретились под восхитительным шаром профессора Мартина. Мы сидели в придорожной закусочной; я успел дико проголодаться, а Хьюго, чьи очки сползли на кончик носа, все изучал спортивную страничку местной газеты, посмеиваясь над школьными командами. Он отложил газету и нахмурился.
– Шар? Да нет, вряд ли.
– Ну как же, огромный серебристый шар. Ты еще спросил меня, что это такое.
Хьюго обдумал мои слова. Нам обоим было далеко за пятьдесят, Хьюго уже растерял свои прекрасные рыжие волосы и повредил колено, после чего непрестанно мучился от ноющей боли.
– Нет, мы встретились, когда мой отец был твоим учителем.
– Ты стал забывчивым, Хьюго. Ты – старик.
– Как и ты, – парировал он. Разумеется, он был прав, но для меня старость означала, что я выглядел как маленький веснушчатый