не только, – но проку от этого было мало. Все и так знали о случившемся и относились ко мне с опаской, а тут еще, стоило мне опять сблизиться с Мэтью, который и раньше был единственным моим настоящим другом, как его оттащили в сторону и принялись выпытывать, не сболтнул ли я ему лишнего. Скоро я стал тем, от кого лучше держаться подальше.
Сперва я не верил, что в тот день действительно случилось нечто по-настоящему ужасное. Мне казалось, что меня обманывают. Тогда, запрыгивая на велосипед и улепетывая домой, я вовсе не бежал от чего-то жуткого и непоправимого. Я знал, что произошло несчастье, что пострадал другой человек, но у меня и в мыслях не было, что дойдет до полиции. То, о чем рассказала мне Трейси, не укладывалось в голове. Я просто не поверил ее словам. К тому же я как раз достиг того возраста, когда начинаешь смутно понимать – взрослые не всегда говорят правду. Годами меня пичкали байками о Деде Морозе, зубной фее и о том, что от моркови будешь лучше видеть, и все это оказалось чушью. А сказанное мне в клифтонском отделении полиции выглядело не более правдоподобным, чем история о толстяке в красной шубе, который спускается по дымоходу и оставляет детишкам подарки.
Мне казалось важным вернуться туда, где все случилось, и посмотреть – не найдется ли там чего-нибудь, что подтвердит слова полицейских или, наоборот, укрепит мои подозрения. Если то страшное, о чем мне говорили, правда, на месте не могло не остаться следов.
Попасть туда было не так-то просто – теперь мама не выпускала меня из дома одного, а когда мы шли куда-нибудь вдвоем, то сразу за калиткой поворачивали направо, в противоположную сторону. Хотя все нужное нам располагалось под холмом, сперва мы с четверть мили тащились вверх по Хоторн-роуд, там проулком выходили на Кемпл-стрит и уже потом спускались в город, огибая тот дом, возле которого случилось несчастье. Это занимало у нас лишних минут двадцать, но я и пикнуть не смел. Я ничего не говорил, даже когда мы возвращались откуда-нибудь уставшие и до дома было рукой подать, а приходилось еще делать здоровенный крюк. После того дня, что бы я ни сказал, мама могла в ответ сорваться на крик или удариться в слезы, и я быстро усвоил, что лучше помалкивать. От слов только хуже.
Постепенно у меня созрел план. Нужно дождаться, когда мама ляжет спать, и где-нибудь через час можно будет выскользнуть из дома, прибежать туда и хорошенько все осмотреть. Но в первый раз я заснул и проспал до самого утра, когда мама подняла меня в школу. То же повторилось и на следующий день. Тогда я пошарил по кухонным ящикам, пока мама была в душе, и отыскал старый пластиковый таймер для готовки в виде цыпленка. Услышав, что мама легла, я поставил его на один час и сунул под подушку. Как и следовало ожидать, я опять заснул, но приглушенное жужжанье под головой разбудило меня. Выключив таймер, я прокрался к маминой двери и прислушался. Изнутри доносилось только размеренное дыхание, и мне стало понятно: вот он, мой шанс. Переодеваться я не стал – я ведь ненадолго. Прямо в пижаме,