Бертильо рискнет. – Голос муэнца был не менее ровен, чем голос герцога. – Я его хорошо знаю. Бертильо ранили под Сан-Марио на моих глазах. После выздоровления его перевели в Сургос. Он не станет мешкать и пойдет галопом… Солдаты могут успеть, особенно если хаммериане… отвлекутся.
– То есть? – Себастьян опять теребит перчатки, дурацкая привычка. – По дороге же ничего нет, Тутор ведь не тронут? Уже не тронули.
– Дальше – адуар, сеньор Доблехо, – объяснил Лихана, – а еще гостиницы для паломников и лагерь тех, кому гостиницы не по карману. Грабить нечего, но хаммериане не грабят. Они, как бы это сказать… ересь искореняют.
– Мы знаем, – прорычал Альфорка, – видели!
– Прошу прощения.
Муэнец замолчал, и разговор оборвался. Вот так и бывает – трещина в камне, немного глупости, и все летит в тартарары. Гонец валялся без памяти, а хаммериане шли вперед, минуя место за местом, где можно было их придержать, отступив затем к следующей узости. Четыре задержки, и Хенилья бы успел. То есть не Хенилья, а какой-то капитан, воевавший вместе с Лиханой и получивший на старости лет теплое местечко. Только теплое вдруг стало горячим! Муэну защищает Пречистая Дева… В Муэне нечего бояться ни паломникам, ни хитано…
– «В Виорне больше не пляшут, а поет лишь та, что вечно косит…»
– Ты о чем? – Маноло не понял, а ты сам понимаешь?
– Ни о чем! – Лола избежала хаммерианских лап в Виорне, повезет ли девочке снова? Хитана сказала, что идет в город, ее не будет в адуаре. В праздник палатки стерегут старики да детишки… Ампаро там тоже нет, нет и твоей дочери или сына, а Иньиту Бласко давно увез. Два коня в один день ноги не сломают…
– Сеньоры, прошу подойти ближе. Нам следует обсудить наши действия.
Подошли. Встали. Дон Луис держится за эфес, Себастьян зачем-то задрал голову и сразу же опустил, Маноло морщит нос, сейчас чихнет, у Хайме горят глаза, хитано наклонил голову, старик де Гуальдо смотрит на детей и внуков, словно пересчитывает. Он привел всех или кто-то остался в замке? В странном замке, как сказал Лихана.
– У нас есть выбор. – На самом деле его нет, по крайней мере, нет у тебя и Мигелито. – Мы можем уйти, а можем задержать хаммериан своими силами. Сколько сможем, столько и задержим, а дальше… Господу виднее.
Проводника звали Хиронимо, но Матье Лабри звал его Жеромом. Онсиец терпел: пять сотен золотых – две у перевала, три у монастыря – свое дело сделали. Жером казался надежным, и все же Лабри предпочел бы подкупленному еретику собрата по вере. Увы, к югу от Сьерра-де-Онсас все тонуло в папистском [8] мраке, что не мешало пособникам дьявола воевать, и воевать неплохо. Лабри досадливо дернул головой, та не замедлила откликнуться тупой болью, напоминая о старой ране и о том, что самая спокойная дорога может вести в ловушку. Если они до сих пор не встретили солдат, это не значит, что встречи не случится вообще, а проводник и его пока неведомый свояк не окажутся предателями.
– Жером, когда мы выберемся из этой ловушки?
Проводник