профилактики, чтобы ты не зазнавался.
Глава пятая
РЫБАК РЫБАКА ПОЙМЕТ БЕЗ
КОНЬЯКА
«In my time of dying, want nobody to mourn
All I want for you to do is take my body home
Well, well, well, so I can die easy…»[19]
– Что-то репертуар поскучнел! – озаботился Полянский. – Где пульт? Вова, ты видел пульт?
Его под рукой не оказалось, пришлось вставать и переключать музыкальный центр с одного диска на другой вручную.
– Поэтому я и не люблю сборники, – сказал Данилов. – Песни меняются гораздо чаще, чем настроение.
– А мне нравится, – ответил Полянский. – В них есть своеобразный ритм и драйв…
– В последней песне драйва было особенно много, – улыбнулся Данилов. – Я просто еле на месте усидел, так в пляс тянуло.
– Ты просто не любишь рок-классику, – констатировал Полянский, – Высоцкого? Или Билли Холидэй?
– Может, выключишь? А то прямо музыкальная гостиная.
– Желание гостя – закон, – Полянский вернулся в кресло и поднял бокал, на дне которого плескался коньяк. – Звон бокалов – лучшая музыка для дружеских посиделок!
– Плесните колдовства, – попросил Данилов, протягивая ему свой пустой бокал.
– Извини, Вова.
Переложив бокал в левую руку (пока не выпил – на стол не ставь, есть такая примета), Полянский правой налил Данилову на два пальца коньяка, вернул бокал обратно и провозгласил тост:
– За все хорошее, что еще должно случиться с нами!
Коньяк был хорошим, мягким, пился легко. Полянский поленился и к приходу Данилова кулинарить не стал. Правда, какое-то гостеприимство проявил: наготовил кучу разномастных бутербродиков-канапе, а между блюдами с ними расставил вазочки с сухофруктами – ароматным инжиром, янтарно-медовой курагой, крупным черносливом и продолговатыми ломтиками груши. Увидев это великолепие, Данилов поинтересовался, уж не ограбил ли друг-приятель какого-нибудь рыночного торговца сухофруктами. Оказалось, что нет.
– Ты помнишь Юру Варакина? – ни с того ни с сего вспомнил Полянский. – Ну, ты должен помнить, такой упитанный живчик, сын доцентши Петраковой, которая нам акушерство читала…
– Да, – ответил Данилов без особого энтузиазма.
Варакина он не любил. Тот был слишком болтлив, хвастлив и отличался склонностью к тупым плоским шуткам, над которыми чаще всего смеялся в одиночку, зато оглушительно, так, что у окружающих уши закладывало. Тупоумное самодовольное существо с большими претензиями – Юра Варакин.
– Юрка, оказывается, уже лет семь, как уехал в Израиль. Живет где-то возле Тель-Авива, работает в клинике…
Данилов ничего не ответил, вместо этого съел бутербродик с ветчиной и закусил его ломтиком груши. Ну, уехал, ну, живет возле Тель-Авива, ну, работает в клинике. Где же ему еще работать? Не в такси же…
– И угадай кем? – Полянский выжидательно уставился на Данилова.
– Главным врачом, – не задумываясь, ответил Данилов.
Варакин охотно