значит, что, в отличие от нашего, жёсткого, он имеет способность отражать, как зеркало, повторять собой малейшие изменения пути. Я представил себе его форму на повороте. Глядя в окно, я стал ждать поворот.
… и успел вовремя. Спецвагон как раз начал закругляться, принимая вид подковы (на счастье!) или полумесяца (мусульманство принял). Тень охранника исчезла за изгибом. Я подбежал к двери купе банкира. Стук моих грубых «солдатских» ботинок заглушала ковровая дорожка. Помню, меня поразили её наличие в вагонном проходе и почему-то её цвет – тёмно-малиновый. Хотя что тут удивительного – всё-таки это был СПЕЦВАГОН. Мне не сразу удалось попасть ключом в замочную скважину. И когда, наконец, после щелчка дверь поддалась, я услышал окрик: «Эй, ты куда?!» Вагон успел распрямиться, и охранник заметил меня. Но я уже находился в купе.
Они сдержанно постучали. Один из них сквозь зубы произнёс: «Открывай, сволочь, по-хорошему!» З. К. обрадованно ухмыльнулся. Он понял, что другого ключа у них нет. НЕ ПОЛОЖЕНО! Хозяевами положения здесь были пассажиры, и проводнику на правах прислуги полагалось ждать вызова или робко стучаться. Боязнь потревожить покой важных сеньоров заставляла их сейчас медлить с выламыванием двери. Слушая их угрозы и уговоры, З. К. взял чемодан банкира и вывалил его содержимое на пол. Нашлось немного денег. Но ГЛАВНОГО не было и здесь. Дверь купе задрожала под ударами. Наконец они решились. З. К. ещё раз внимательно осмотрелся. У одной стены – шкаф для платья, откуда он только что достал чемодан, к другой на уровне второй полки крепилась полутораместная постель. Обеденно-письменный стол, два стула и раздвижное кресло-кровать довершали обстановку. З. К. выдернул из стола ящики. Папки с бумагами, всякая канцелярщина, но вещицы… Удары резко взяли другую ноту. З. К. оглянулся. Площадь двери вокруг замка пошла трещинами. Спецы – они упорно били в одно и то же место. Он запрыгнул на стол и глубже опустил оконную раму. И тут случайно (или ничто в этом мире не случайно?) его рука задела подушку, лежащую на краю постели. Хорошо, что банкир имел привычку спать головой к окну! Из-под подушки, приковывая взгляд З. К., вытекла и застыла золотая струя цепочки. Дверь издала громкий предсмертный стон.
Они выстрелили, когда З. К. уже прыгнул. Охранники стреляли его влёт. Грохот несущегося поезда и свист ветра приглушили пальбу. Но не грохот и не свист отвлекли внимание З. К. от опасности. Его поразила высота, с которой ему пришлось падать. Это была высота 3-го этажа. «Растёт он, что ли?» – подумал З. К. о вагоне. К счастью, внизу, на скате насыпи его ждал грязный, похудевший, но ещё способный смягчить посадку апрельский сугроб. Неужели уже весна?! Неужели прошло полгода с тех пор, как он впервые увидел брелок? Теперь тот был у него в кулаке. Но он забыл о нём, стоившем, быть может, целое состояние. Он размышлял о тоске пространства, которое зовётся белым светом, и о сжимающейся камере времени. Он думал о странностях, непостижимых странностях мира. Лёжа в сугробе, один среди бескрайних полей, он слушал тишину и смотрел в небо.