от войны и голода за лучшей жизнью, но попавших в беспросветную кабалу к охочим до наживы купцам. Помимо нелегкого зрелища, настроение греку портила и разодранная гнусным котом рука, которая до сих пор продолжала ныть и нарывать. Ему оставалось только надеяться, что когти не задели сухожилия и он уже в ближайшее время сможет полноценно пользоваться оружием. Отвлекшись на травмированную кисть, Григорий не сразу заметил подошедшего старичка, который уже несколько минут с хитрым прищуром поглядывал на него.
– Что тебе? – не слишком вежливо буркнул грек. – Милостыню хочешь?
– А чего бы и не хотеть, коли господин предлагает, – с легким лукавством в трескучем голосе ответил дедок, почесав редкую кустистую бороденку. – Старый я, понимаешь, стал, работать уже не могу. А ты вон, гляжу, серый как туча. Громы и молнии только не пускаешь. Случилось аль чего? Ты в себе не таи, я послушаю, у меня времени нынче много.
– Случилось? – Невесело ответил Григорий, всовывая монетку в заскорузлую дедовскую руку. – Что могло случиться? Все, как всегда – кто везет, того и погоняют.
– Хе, – прищурился старичок. – На то лошадка и есть, чтобы ее погонять.
– Человек не лошадка. Где такое написано, что человек человека жрать должен?
– Ну и вопрос у тебя. Бог его знает, где написано. Я ж грамоте не обучен. Наверное, оно всегда так было.
– Всегда ли? Отчего же тогда некий англичанин спросил: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто дворянином был тогда?». А раз все люди созданы Богом равными, он призвал свергнуть противоестественное рабство и установить свободу.
– И где тот англичанин сейчас?
– Его четвертовали.
– Ага, свободу стало быть он не установил, – крякнул дед.
– Стало быть так. Только прошло совсем немного времени, как другой человек – чешский священник, напомнил, что Бог поставил над людьми власть, но также дал свои заповеди. Вот и спрашивается, если власть нарушает заповеди, кого слушать – ее или Бога?
– Догадываюсь, что он сам себе на это ответил. А как господа отреагировали на его речи?
– Господа его сожгли. Но еще позже один теперь уже немец заявил, что на бедный и простой люд в городах и деревнях вопреки Богу и всякой справедливости налагаются большие тяготы духовными и светскими господами и властями и терпеть это больше никак нельзя. Он призвал всех объединиться в братство, чтобы по справедливости делиться всем друг с другом.
– И что с ним сделали?
– Ему отрубили голову.
– Жалко немца. Хороший видно был человек.
– Видно хороший. И вот, уже совсем недавно наш с тобой соотечественник – инок Кирилло-Белозерского монастыря, обвинил свою братию в сребролюбии и ненасытности, в том, что всевозможным способом угнетают они живущих в селах братьев своих во Христе, налагая проценты на проценты. А потом призвал монахов сел не держать, не владеть ими, но жить в тишине и в безмолвии, питаясь своими руками.
– Смелый инок, – сделал вывод