Олю, можно сказать, по старой дружбе.
– Что? – хмуро спросила Оля, явно не ожидавшая увидеть его в такую рань в дверях своей квартиры. И мрачно добавила:
– Чего пришел? Еще ж не конец месяца.
– Не за этим, – все так же странно поглядывая, ответил он, – дай пройти, а?
И Оля прошлепала за ним на кухню.
– Ну ты и умудрилась влипнуть, – со сдавленным смешком сказал он и добавил уже серьезно-протокольно, – тебе что, клиентов мало? Что ты несовершеннолетних трогаешь?
Оля от неожиданности села.
И в следующие пятнадцать минут он рассказывал, а в ее голове складывался дикий пазл.
С его слов вырисовывался ход событитй.
Разъяренная дама, с недоросшим оболтусом за ручку выйдя из Олиной негостеприимной квартиры, помчалась аккурат в ближайшее районное отделение милиции, где и выложила нервно похихикивающим дежурным суть: ее сына, ее мальчика, ее любимку и кровинушку, изнасиловала проститутка.
Дежурные (конечно же, мужчины) оказались весьма заинтересованными, хоть и давящимися в кулачок от хохота, слушателями. Они, неумело постаравшись сохранить серьезный вид, усадили мамашу с сынком в отдельном кабинете и начали расспрашивать. После долгой и гневной тирады на тему «невинного, изнасилованного зверским способом мальчика» мамашу попросили заткнуться и предоставили слово самому мальчику, от которого к тому времени остался один стыд и нервы.
Мальчик не стал изменять действительность и, под испепеляющим взглядом мамаши, рассказал, как есть.
Ну, то есть сам нашел, сам пришел, сам попросил, сам оплатил и сам же сделал свое дело. Деньги собрал с карманных. Долго откладывал, да.
Надо ли упоминать, что все это сопровождалось постоянным маминым: «Да что же ты такое говоришь, не слушайте его, это она!» В конце концов маму попросили заткнуться, выслушали историю до финала и, вволю нахохотавшись за дверями, посоветовали маме успокоиться да и идти себе с миром. Ибо недоказуемо – раз, а с таким раскладом еще и ненаказуемо – два.
Да не на ту напали. Дама, под блеющий аккомпанемент сыновнего «пойдем, мам», очень даже всерьез требовала у дежурных принять заявление. Конечно же, никто не стал ничего принимать. К тому же в сыне, под гнетом стыда, наконец-то проснулся мужчина, и он наотрез отказался что-то подписывать или подтверждать для протокола и заявил, что это все он придумал.
Через два часа, разъяренная на всех, и на сына в том числе, дама с воплями «я на вас управу найду!» покинула отделение.
Дежурка всем мужским составом смаковала услышанное и хохотала всю ночь.
Утром стало не до смеха.
Ибо буквально с самого утра все та же маловменяемая дама, от которой за версту несло валерьянкой и корвалолом, появилась под дверями все того же отделения с заявлением «от себя» о совращении ее мальчика, громко кричала и требовала пропустить ее к начальнику. Теперь она была одна, но она же была, и это невозможно было игнорировать.
Начальника на месте не было.
Зато