захотела, да еще в такой день. Вспомните, ваша милость, какой сегодня праздник. Скоро Рождество, родится Божественный Младенец, и весь мир пребывает в ожидании этого события. Добрые христиане ликуют, а вы…
– Я хочу умереть, – тихо проговорила принцесса. – Обо мне все забыли. И Чарльз Брэндон в том числе…
Если Мэри Тюдор заговорила о своей первой полудетской любви, значит, дело совсем плохо. Но Мег Гилфорд сделала вид, что не расслышала последних слов своей подопечной.
– Ну вот еще! – совсем по-деревенски фыркнула матрона. – Да вы поглядите, Мэри, какая круговерть на дворе. Никакой гонец к нам не пробьется из-за таких заносов.
Мэри впервые за все время оглянулась.
– Ты думаешь, Гилфорд? Мег, но ведь ты говорила, что на Рождество всегда ясное небо. Чтобы видеть звезды.
Леди Гилфорд прислушалась. Ветер выл и стонал на улице. В окне дребезжали стекла, за ними то и дело проносились хлопья снега, белые, как призраки. В трубе завывало, разгоревшийся огонь метался, и клубы дыма из-за ветра разлетались по комнате. Послышалось, как затрещала сорванная бурей с крыши плитка черепицы и неслышно упала – вокруг замка намело огромные сугробы.
– Видишь, какое ненастье, – сказала леди Гилфорд. – Зря ты здесь торчишь, девочка. Но к ночи, ко времени рождественской мессы, непременно распогодится, уверяю тебя. А там и гонцы прибудут.
Она не верила в то, что говорила, но сейчас главное – вывести Мэри из ее горестного оцепенения, в котором она пребывала с утра. Надо же, а ведь еще накануне весела была, как птичка.
– Ну так что, Мэри? Так и будешь стоять тут? Мне нужна твоя помощь. Сама-то я не управлюсь по хозяйству.
Мэри впервые улыбнулась. Это ее-то Гилфорд не управится? Наконец принцесса сказала, что выпила бы немного эля с булочкой. Ну что ж, это уже победа. У ее высочества с утра маковой росинки во рту не было.
Однако покидать свой наблюдательный пункт принцесса отказалась. Леди Гилфорд не настаивала, с головой уйдя в предпраздничные хлопоты, но в какой-то момент и сама почувствовала себя усталой и подавленной. Душа болела за свою воспитанницу. Носившая ей перекусить Изабелл сказала, что принцесса, хоть и поела с аппетитом, от окна не отходит. И что, спрашивается, выглядывает? Кругом лишь снег и сугробы, дороги совсем замело. Но, с другой стороны, леди Гилфорд ее понимала, и ей сделалось горько. Она отстраненно следила за тем, как слуги устанавливают столешницы на козлах, расстилают белоснежные скатерти. Им и дела нет до переживаний принцессы, они привыкли к постоянным перепадам ее настроения. А на подходе Рождество. Все веселы, смеются, охранники шутят со служанками, дети бегают, собаки путаются под ногами. Леди Гилфорд неожиданно все это стало раздражать. Она кричала, бранилась, мечась между кухней и залом, даже ударила и отчитала одну из нерадивых служанок.
На плечо ей легла широкая теплая рука доктора Джонатана Холла.
– Ты утомилась, дорогая. Иди передохни. Я пригляжу за всем.
Как хорошо, когда на закате жизни