я – грабитель, она – шикарная дама, Тим – полицейский. Со временем игры уступили место дракам или фантазиям, мы сочиняли истории о чудовищах и зверях, еще более невероятных, чем у Джемрака. Мы выцарапывали их силуэты внутри судна и давали им имена: мандибат, камалунг, кориол, – и знали все их повадки, привычки и особенности. Огромные неторопливые горбатые чудища прибывали из устья Темзы, пылая жаром и высовывая раздвоенные языки. Мысленным взором мы наблюдали за ними, сидя на носу «Драго» и глядя на противоположный берег.
Но теперь мы уже давно этим не занимались.
Ишбель развернула обрывок мокрой тряпки и достала оттуда четыре клубничины.
– Давай сюда пиво, – распорядилась она.
Мы уселись на носу судна и разделили добычу. Не знаю, откуда Ишбель достала эти ягоды. До часовни их у нее не было, но после того, как она вышла оттуда, ягоды появились: видимо, стащила их у кого-то из молящихся.
По две штуки на брата – спелые и мягкие – исчезли в два счета.
– Интересно, куда пошел Тим? – сказал я.
Ишбель пожала плечами и передала мне пиво со словами:
– Думаешь, он обиделся?
– Думаю, да.
– Переживет. – Она облизнула перепачканные клубникой губы.
– И правда: подумаешь, ему же плевать, когда он других обижает, – заметил я.
Ишбель улыбнулась и возразила:
– Он не специально ведет себя как свинья.
– Знаю. Просто он свинья и есть.
Мы оба засмеялись.
– Тим всегда всем завидует, – просто сказала Ишбель.
На горлышке бутылки осталась ее слюна. Я сделал большой глоток.
– Не пойду сегодня работать, – сообщила она. – Не хочется. Она же не может меня заставить, правда?
– Попадет тебе.
– И что?
– Поколотит.
Ишбель иногда пропускала работу: ей надоедала вся эта морока с костюмом. Мать баловала дочь и носилась с ней, но и доставалось девочке изрядно. Однажды Ишбель заявила, что переоденется только при условии, что мать принесет ей пирожное, а когда та выполнила просьбу, размазала его по висевшему на спинке стула красивому платью, которое только и ждало, чтобы хозяйка надела его и отправилась танцевать.
– Ах ты, дрянь мелкотравчатая! Ты хоть представляешь, сколько часов я на него угробила? – завизжала мать и отвесила дочери такую затрещину, что Ишбель заплакала.
А вот Тима не били никогда.
– Пусть поколотит – мне все равно, – сказала Ишбель, потянувшись за бутылкой.
– Неправда.
– Это ничего не меняет, не пойду – и все. Буду сидеть здесь, пока не стемнеет.
– В темноте по борту обратно не выбраться, – заметил я. – Если просидишь тут дотемна – придется остаться на ночь.
– Вот и останусь, – воскликнула Ишбель и со смехом вскочила на ноги, – на всю ночь!
– И я! – Я тоже поднялся.
Она передала мне бутылку и сплясала какой-то забавный танец, размахивая руками и отстукивая