дед Фишка про себя сосчитал лопаты. Всего их было семь. Четыре были уже с черенками. Тут же лежали две кайлы и одна кирка.
«Не многовато ли для погреба?» – подумал он и спросил у Егорки:
– Тятя-то в лавке?
Егорка опустил глаза.
– Нет, кажись, дома был. – Он встал и хотел позвать отца.
Но дед Фишка рукой остановил его.
– Погоди, Егор, не бросай дела. Я и сам управлюсь.
Едва договорив это, старик юркнул к воротам и через несколько секунд уже подымался на крылечко лавки.
Когда он вошел в лавку, Зимовской стоял у весов и деревянной плицей бережно сыпал на медную тарелку сахарный песок. За весами пристально наблюдали три бабы: лавочник частенько недовешивал.
Зимовской никак не предполагал, что дед Фишка может вернуться. Увидев его, он растерялся не меньше Егорки. Деревянная плица в его руке задрожала, а вороватые глаза уставились на охотника с таким испугом, словно в лавку ввалился по крайней мере медведь или разбойник.
Дед Фишка оценивающим взглядом окинул полки, примечая все мелочи. Но он не мог долго разглядывать товары: надо было чем-то объяснить неожиданное возвращение.
– Вот и возьми меня, Степан Иваныч, старого дурака, за рупь за семь гривен, – быстро заговорил он. – За чем приходил, то и забыл спросить. Верст пять отмахал, и пришлось воротиться. Крючков для жерлиц мне надо. Будь другом, уступи десяток.
Зимовекой поспешно вытащил из-под прилавка коробку, отсчитал десять крючков.
Охотник бросил на весы тяжелый медный пятак и опрометью выбежал вон. Ему хотелось создать впечатление торопливости, занятости, и он выполнил это блестяще.
Истинные намерения деда Фишки для Зимовского так и остались загадкой. Только потом уже, когда Степану Иванычу стало известно, что старик возвратился не улицей, а через огород и видел инструмент, приготовленный для работ на Юксе, он понял, что «лешак таежный» снова его провел.
Из Сергева дед Фишка направился прямо на пасеку. По дороге настрелял глухарей и домой принес изрядную добычу.
Передохнув денек, он взялся за работу: мастерил туески, бочата для меда, кадки для соления грибов и капусты. Артемка не отходил от деда. А тот рассказывал ему без умолку были и небылицы из своих таежных похождений, то и дело пряча свои не по-стариковски веселые глаза под нависшими бровями.
Наступили последние перед осенней непогодой теплые, ясные дни.
Однажды за ужином дед Фишка сказал:
– Ты, Агаша, посуши мне сухарей. В тайгу я думаю отправиться. Шишковать буду. В компанию кого-нибудь из Волчьих Нор прихвачу. У них в кедровниках урожай ныне не дюже хороший.
Агафья в этот же вечер завела квашню на сухари. А утром, кое-как переспав ночь, дед Фишка отправился в Волчьи Норы.
В селе он заходил к многосемейным мужикам и, не вдаваясь в излишние подробности, говорил:
– Ну как, браток, шишковать собираетесь? Давай отряжай своего парня в артель ко мне. Гляди, между делом и заработаешь на орехе десятку-другую.
За какие-нибудь час-полтора дед Фишка набрал в артель на ореховый