быть по-твоему, Захар Максимыч, – согласился Емельян. Он взглянул на деда Фишку. – Поздравляю тебя, Финоген Данилыч, и тебя, Матюша. Слава богу, что все обошлось по-хорошему. Хоть и пострадали вы… но что ж поделаешь! Будем здоровы!
Все выпили. Черный, кудлатый Евдоким Юткин приложил мякиш ржаного хлеба к носу.
– Горька, а мила!
Захар еще раз наполнил рюмки.
– А вот теперь выпьем за внука. Бог дал Артема, Артемку Строгова. Во как! Ну, Нюраха, – Захар повернулся к снохе, – дай Бог тебе здоровья. Родила ты нам со старухой на радость внука. Дай Бог еще десять!
Гости засмеялись. Анна с Матвеем смущенно переглянулись.
– Больно много, сват, десять. Хлеба, сват, прокормить не хватит.
Захар высоко поднял рюмку.
– Хватит, сват, хватит! – Он повернулся опять к снохе, тряхнул кудрявой серебряной головой. – Роди, Нюра, роди на здоровье.
Все выпили. Даже Матвей, не любивший водку, и тот осушил рюмку до дна. Только рюмка Анны стояла нетронутой. Захар заметил это, принялся угощать сноху:
– А ты что, Нюра, не выпьешь? Пей, будет жить веселей.
За дочь вступилась Марфа:
– Нельзя ей, сват. Молоко испортит.
– Ничего, ничего, пусть парень к горькому привыкает. Вырастет – все равно пьяницей будет.
– Ладно, если в дедов пойдет, – сказала Агафья, – а ну как в отца угадает? Матюшка на вино не шибко охоч.
Захар закричал с пьяным задором:
– В дедов, в дедов пойдет! Приучим! Верно, сват Евдоким?
– Так, так, сват Захар.
– Хлебни разок, для отвода глаз, – шепнул Матвей жене.
Анна глотнула.
– Вот это по-моему! – радовался Захар.
Вскоре прихожая задрожала от многоголосого пения. Не пели только Платон да его сноха Марфа. Платон был хриповат, а Марфа не пела смолоду. Они сидели на отшибе от всех, и Платон убеждал сноху переменить гнев на милость.
– Ты, Марфа, не горюй, не тужи о дочери! Нюрка и с Матвеем будет жить не хуже, чем жила бы с Демьяном. Видишь, сын вот родился. А сын – это двойная прибыль. Подрастет – сам будет работник да еще и со стороны работницу приведет. А простор-то тут какой! Знай паши себе, сей. Я тоже с небольшого начал.
Марфа щурила подслеповатые глаза и молча кивала головой.
Матвей принес из горницы гармошку, заиграл плясовую. Дед Фишка вскочил и легко пустился волчком вприсядку. Агафья с Анфисой махали платками, прыгали вокруг него.
Дед Фишка подскакивал мячиком, выкидывал ноги, щелкал пальцами:
– Умру, а ногой дрыгну!.. О… о… о… о!
Он плясал до тех пор, пока от усталости и одышки не повалился на пол.
…Гости уехали с пасеки только утром.
Глава вторая
Несколько месяцев после родов Анна безвыездно жила на пасеке. Агафья освободила ее от всех домашних дел, но ребенок доставлял столько хлопот, что не хватало короткого зимнего дня. Ночами молодой матери доставалось еще больше. По нескольку раз за ночь зычный крик Артемки прерывал сладкий