сделать новый.
Джамиля не сказала сыну, что Омар – ангел, спустившийся в пустыню.
Фарид оглядывается. Где-то сейчас его приятели: хозяин крытого автодрома, мороженщик, продавец солнечных очков?
Городские ворота перед ними кажутся каким-то хищником. У всех людей – звериные глаза. Волосы и лица блестят от пота. Все что-то выкрикивают, чего-то ищут. За воротами – пустыня. Они с матерью присоединяются к колонне беженцев со свернутыми матрасами на спине и чемоданами, которые они опасаются класть в автобусы.
Многие пытаются добраться до лагерей для беженцев в других странах. Джамиля знает, что это опасно: верные правительству части стерегут многие километры границы, вдоль которой тянется колючая проволока, и стреляют при попытке перейти на ту сторону.
Они направляются к морю – на грузовике, набитом вещами и неграми, тощими, как рабы. Машина почти не снижает скорости, чтобы подобрать их. Джамиля с воплем бросается следом за ней. Они прыгают в кузов прямо на ходу: сначала Фарид, ловкий, как обезьяна, потом его мать.
Фарид видит, как джип с горящими колесами сбивает старика. Это первое, что он наблюдает в пустыне.
Он не осмеливается открыть глаза. Его мать набросила покрывало на лицо, защищаясь от песка. Грузовик то взбирается на песчаные холмы, то съезжает с них.
Километры и километры в молчании: только звук мотора. Такова война, любая война. Людей везут, точно скот. Машина не останавливается, чтобы они могли облегчиться.
Все сидят с закрытыми глазами, с опущенными головами, белыми от песка.
Вдали – вязкий горизонт. Сирокко продувает пустыню, полную всякого хлама: остовов сожженных автомобилей, мусора, который шевелится на ветру.
Дедушка Муса говорит, что любая вещь в пустыне принадлежит пустыне и попала туда не случайно: ее можно будет употребить для чего-то другого, она обретет новую жизнь.
Из песка торчат цветные тряпки: рубашка, джинсы, которые кажутся плоскими, словно ткань, расстеленная на земле. Дальше – башмак.
Затем – головы, пожранные жарой, погребенные в песке. Волосы, челюсти. Руки – в точности как высохшие сладкие рожки.
Все сидящие в грузовике исторгают крик, потом разом замолкают. Джамиля перегибается через борт, ее тошнит. Фарид видит это кладбище под открытым небом через покрывало на лице.
Все умершие – негры. Они скончались несколько месяцев назад. Еще до войны. Одежда цела: ни одна пуля ее не пробила.
Все в грузовике знают, в чем дело. Это беженцы из Мали, Ганы, Нигера, брошенные караванщиками после того, как вождь пообещал европейцам поставить заслон потоку мигрантов.
Вода и тень: вот боги, которым поклоняются в пустыне.
Рядом с костлявой рукой – пустая пластмассовая бутылка. Последнее телодвижение перед смертью.
Но где в этой пустыне Бог?
Джамиля хочет пить. Пить. Она роется в сумке, достает бутылку, льет воду сыну на голову, откидывает покрывало с его лица, поит его, обнимает. Пей, Фарид, пей.
Они остались вдвоем в этом мире.
Дом