и журчал негромко бегущий от родников к реке ручеек…
Да еще «Спаси, Господи, люди Твоя…» время от времени едва слышно повторял Петр Андреевич, и чистые слезы сами бежали по лицу.
Петр Андреевич не вытирал их…
Ночной дождь
Весь день лил дождь. Не стих он и к вечеру.
– Вот ведь льет-то… – сказала Анна Петровна, останавливаясь у окна. – Словно конец света наступает.
– Ложитесь спать, мама! – ответила Вера.
Она тут же пожалела, что не удалось сдержать вспыхнувшую досаду, но едва пожалела об этом, как рассердилась и на себя, и свекровь еще сильнее.
Господи! Да не нужно было и приезжать на дачу…
Это его мать, пускай он и вез бы продукты, а то остался дома, а она, Вера, здесь, и теперь, наверное, и не сможет вернуться из-за дождя в город.
– Наш-то не приедет, кажется… – вздохнула Анна Петровна. – Такой дождь.
– Куда ему ехать? – сказала Вера. – Растает еще.
– Может быть, дела какие…
– Конечно, дела… – усмехнулась Вера и уже помягче добавила: – Ложитесь спать, мама. У меня голова раскалывается.
– Дождь… – словно не слыша ее, проговорила Анна Петровна. – Соседская старушка сегодня опять на поле за морковкой поехала, я видела – с мешком шла…
– Откуда вы знаете, мама, что за морковкой? Может, просто ходила нарвать травы? Почему вы о людях так думаете?
– Она сама рассказывала… – не обидевшись, ответила Анна Петровна. – Вчера она тоже ходила, но неудачно… Там караулят… А она к каким-то парням молодым пристроилась, вместе с ними собирала, к парням бригадирша боялась подходить. А когда собрала целый мешок, парни у нее морковку отобрали, погрузили со своими мешками в машину и уехали…
Вера искоса взглянула на свекровь. Высокая, прямая и в свои семьдесят лет, она стояла у окна, и в выражении лица, как и в голосе, не было ни осуждения, ни сожаления.
Как-то очень бесстрастно рассказывала она эту историю, никак не обнаруживая своего отношения. Впрочем, она и всегда говорила так, словно выжидая, как отнесутся к этому другие…
Веру это раздражало, а муж объяснял манеру матери разговаривать так – беженским синдромом. Дескать, раньше она была другой, пока не пришлось за бесценок продать квартиру и перебраться сюда. Сейчас Верин муж пытался купить матери хотя бы комнату в коммуналке, но и на комнату придется, по-видимому, добавлять свои деньги. Хорошо еще, что хоть контейнер с вещами застрял где-то. А то и не придумаешь, куда сложить. Разве только сюда везти, на дачу…
– А мне жалко соседскую старушку… – сказала Анна Петровна. – Понимаете, Вера, я представила себе огромное черное поле. Грузовик, застрявший вдали… Пирамиды пустых ящиков… И никого, никого вокруг. Только эта старушка с молодыми здоровыми прохвостами.
– Ага… Жалко… Она, что, растила морковку? Тоже ведь воровать пришла… – сказала Вера. – Самой нужно было думать, куда полезла…
Вере хотелось сказать что-нибудь примиряющее, а получилось резко. Она нахмурилась, но больше ничего говорить