Что вы такое хотите делать?
– Ослепли, что ли? Надо расстрелять эту рухлядь.
– Постойте! Одну минуту… Мы…
– Ну?..
– Мы… вы…
– Ну, что такое – мы, вы? В чем дело?
– Мы вы… выражаем свой протест против такого зверского обращения с мирным населением…
– Энергичный протест! – подхватил секретарь.
– А вы не можете выразить свой протест немного левее от этого места?
– А что?
– Да, что ж вы торчите между ружейными дулами, и этими вот… Отойдите в сторонку.
– Мы, конечно, отойдем, но тут же считаем своим долгом громко и во всеуслышание заявить свой протест…
– Энергичнейший! – крикнул секретарь…
– Пли!..
Всякое самое удивительное, самое редкое явление, если оно начинает быть частым, сейчас же переходит незаметным образом в будничный уклад человеческой жизни, становится «бытовым явлением» (в кавычках).
И без этого бытового явления, без этого штриха, вошедшего в жизненный человеческий уклад, – становится как-то пусто… Чего-то не хватает, что-то будто не сделано.
Первые выступления нейтральной международной комиссии протеста на местах против германских зверств некоторым образом удивляли, сбивали с толку.
А потом все вошло в колею.
Запыхавшийся немецкий солдатик в сдвинутой на затылок каске прибежал в местечко, где содержались пленные и, отдышавшись, спрашивал:
– Не у вас ли, которая комиссия для протеста?
– У нас. Давеча долго протестовала, что, дескать, голодом морим пленных…
– Так передайте им, чтобы они сейчас же шли протестовать в деревню Сан-Пьер. Мы ее подожжем с четырех концов, а жителей вырежем.
– Опоздал, братец! Их тут уже с полчаса дожидается ординарец: приглашают протестовать против добивания раненых на поле сражения. Только что сорок человек добили.
– Эх, незадача!
– Да нешто без них, без комиссии-то, – уж и деревни не подожжете?
– Поджечь-то конечно, можно, да все как-то не то. Без протеста нет того смаку. Опять же для порядка…
И работает доныне, работает усталая комиссия, не покладая рук и языка.
Дети
Я очень люблю детишек и без ложной скромности могу сказать, что и они любят меня.
Найти настоящий путь к детскому сердцу – очень затруднительно. Для этого нужно обладать недюжинным чутьем, тактом и многим другим, чего не понимают легионы разных бонн, гувернанток и нянек.
Однажды я нашел настоящий путь к детскому сердцу, да так основательно, что потом и сам был не рад…
Я гостил в имении своего друга, обладателя жены, свояченицы и троих детей, трех благонравных мальчиков от 8 до 11 лет.
В один превосходный летний день друг мой сказал мне за утренним чаем:
– Миленький! Сегодня я с женой и свояченицей уеду дня на три. Ничего, если мы оставим тебя одного?
Я добродушно ответил:
– Если ты опасаешься, что я в этот промежуток подожгу твою усадьбу, залью кровью