в себя, пораженный тем, как резко изменилась внешность Андропова. Поистине, на его лицо уже легла печать близкой кончины. Юрий Владимирович, видимо, почувствовал мое замешательство, но, надеюсь, объяснил его другими причинами – скажем, просто волнением. И, удивительное дело, стал меня успокаивать:
– Расскажи-ка спокойно о своей работе, какие у тебя сейчас проблемы?
Я знал, что предстоит встреча с человеком больным, которому вредно переутомляться, а потому заранее приготовился к ответу, который занял бы не более десяти минут. Но Андропов прервал минут через семь.
– Ну ясно, хватит… Я тебя пригласил для того, чтобы сообщить, что Политбюро будет выносить на предстоящий Пленум вопрос об избрании тебя секретарем ЦК. – И, снова перейдя на «вы», как бы полуофициально добавил – Вы для нас оказались находкой…
Принесли чаю, и мы неторопливо беседовали еще минут пятнадцать о текущих делах в стране… Я вглядывался в его лицо и по-прежнему не узнавал того Андропова, которого привык видеть в работе. Внешне это был совсем другой человек, и у меня щемило сердце от жалости к нему. Я понимал: его силы на исходе.
Попрощались мы спокойно, по-мужски. Больше мне не пришлось увидеть Юрия Владимировича живым, и я навсегда сохранил в памяти тот декабрьский вечер в больничной палате»[114].
Однако это была не последняя беседа генерального секретаря с Е. Лигачевым. Незадолго до своей кончины (9 февраля 1994 года. – А. К.) в самом конце декабря 1993 года Ю. В. Андропов попросил соединить его по телефону с уже утвержденным в должности Секретаря ЦК Е. Лигачевым. Входе телефонного разговора он попросил при случае побывать в Свердловске и «посмотреть» на Ельцина. Это не был вопрос: мол, разузнайте, хорош или нет свердловский первый секретарь? Похоже, что ответ у Андропова уже был, он уже был готов на его перемещение в Москву, но нужно было соблюсти раз и навсегда установленные формальности.
Андропов не мог не обратить внимания на то, с какой готовностью и подобострастием Ельцин в свое время выполнил секретное постановление Политбюро о сносе особняка купца Ипатьева, которое пытался «замотать» его предшественник. Знал он и о «темных» местах в родословной Б. Ельцина, поскольку никто кроме него не мог дать установку на продвижение по партийной лестнице сравнительно молодых политфункционеров, близкие родственники которых были репрессированы. Напрасно «грешит» А. Хинштейн на «халатность провинциального чекиста». Халатных чекистов не бывает, а если в кои-то веки такой и затесался бы в их среде, то он был бы очень скоро «вычислен» и «вычищен». А вот исполнительность всех чекистов, в том числе и провинциальных, всегда была на высоте, они изыщут и приобщат, при необходимости, в досье «объекта» и такие факты из его жизни и деятельности, которые ему и в страшном сне не могли объявиться. Если это, конечно, потребуется в интересах власти.
Нет, не было никакой ошибки в работе «компетентных» органов, собиравших под знамена задуманной Ю. В. Андроповым реформы политической и экономической жизни страны политфункционеров