Роман Сенчин

Чего вы хотите? (сборник)


Скачать книгу

станции «Тверская» перешли на «Пушкинскую», доехали до «Улицы 1905 года». По обледенелым, почти безлюдным узким тротуарам направились к музыкальной школе… Даша ходит здесь по два раза в неделю уже больше года, но никак не может привыкнуть, что это тоже Москва.

      Невысокие домики, но какие-то внушительные, крепкие, словно бы заслоняющие многоэтажки за собой, уютная голубенькая церковь, а главное – подъемы и спуски… Но, может, когда-то вся Москва была невысокой, уютной, с оврагами и холмами, а потом уж поднялась, разрослась, и асфальт сгладил большинство неровностей…

      Музыкальная школа снаружи, да и изнутри, не очень-то веселая – трехэтажное здание из темно-красного кирпича. Такая же по форме, но из бетона, стоит недалеко от их дома, и вообще подобных школ – и музыкальных, и просто, – кажется, немало.

      Даша учится в центре – между «Тверской» и «Маяковской». Раньше это была женская гимназия, потом там учились дети руководителей государства, а теперь обычные дети. Недалеко музыкальная школа имени Шопена, и в ней Даша стала заниматься пианино и фаготом, но прошлой осенью мама добилась перевода сюда. По воскресеньям и средам здесь преподает знаменитый во всем мире фаготист, профессор консерватории. Приходит в зал к восьми утра и очень сердится, если ученики слишком опаздывают.

      За этот год Даша заметно продвинулась – и сама замечает, и все говорят. Но каждый урок с профессором для нее как пытка. Очень он требовательный, ругается, не стесняясь… Мама недавно сказала, что он болен раком, и, наверное, чувствуя, что скоро умрет, профессор и старается больше передать другим, спешит и заставляет учеников спешить тоже.

      Дашу и злило это – его торопливость и требовательность, – и вызывало жалость к нему: было жалко, что такого человека скоро не станет…

      И вот сейчас, только вошли, наткнулись на раздраженно-укоризненное:

      – Занятие началось больше часа назад! Нужно уважать мое время.

      – Извините, Андрей Викторович, – ответила мама, – проспали.

      Профессор поджал свои тонкие синеватые губы, и они совсем исчезли. Отвернулся.

      В зале, кроме Андрея Викторовича, его студент и ассистент Саша. Никого из учеников, а их восемь… Да, можно понять состояние профессора, просидевшего здесь без дела час с лишним… Подгоняемая шепотком мамы, Даша расстегнула футляр, стала собирать инструмент… И профессор, и Саша молчат. Молчат тяжело: профессор – негодующе, Саша – опасливо; оба держат свои фаготы вертикально вниз, словно копья средневековые рыцари.

      Вот и ее фагот готов, эс с тростью вставлен во флигель. Даша пробует звук.

      – Хорошо, – слегка смягчается профессор и левой рукой (правая обхватывает инструмент) указывает на сцену. – Прошу.

      Во время отчетных концертов и других выступлений сцену при помощи освещения делают свежей и чистой. В остальное же время она выглядит очень безрадостно – сероватая от старости краска, кулисы по бокам, как морщинистая кожа, выпиленная из фанеры лира на заднике в каких-то трещинах… Даже рояль имеет вид опрокинутого шкафа. Но школа на