я и сделаю. – у Филипа гора свалилась с плеч, все устроилось как нельзя лучше: его не бросят в темницу, не отдадут в руки палачу, не обвинят в распространении клеветы. Он переложил груз этой страшной ответственности на другого человека, который, казалось, был рад подхватить его.
Он встал и подошел к ближайшему окну. Солнце уже начало клониться к закату, но времени до темноты оставалось еще много. Ему захотелось побыстрее выбраться отсюда и позабыть обо всем, что произошло.
– Если тронуться в путь прямо сейчас, до ночи я успею проехать миль восемь-десять, – сказал Филип.
Уолеран не стал его задерживать.
– Как раз доберешься до Бэссингборна. Там есть где переночевать. И если утром выедешь пораньше, к полудню будешь в Кингсбридже.
– Хорошо. – Филип отвернулся от окна и посмотрел на Уолерана. Сдвинув брови, архидиакон уставился на огонь и о чем-то напряженно думал. Но Филипу не дано было угадать, что происходило в этой умной голове. – Еду прямо сейчас.
Уолеран вышел из задумчивости и снова превратился в радушного хозяина. Он улыбнулся, проводил Филипа до двери и спустился с ним во двор.
Мальчик-конюх вывел лошадку Филипа. Самое время Уолерану было попрощаться и вернуться к огню, но он ждал, словно желая убедиться, что его гость поехал по дороге в Кингсбридж, но не в Ширинг.
Взобравшись на лошадь, Филип почувствовал себя гораздо счастливее, чем когда приехал. И тут он увидел, как в ворота вошел Том Строитель, а за ним и вся его семья. Филип повернулся к архидиакону:
– Этот человек – строитель, которого я встретил по пути сюда. Похоже, он честный малый, но попал в трудное положение. Если у тебя есть для него работа, ты не пожалеешь.
Уолеран молчал, напряженно глядя на идущую через двор семью. Выдержка и спокойствие покинули его. Рот широко раскрылся, в глазах застыл страх. Похоже, он переживал сильное потрясение.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил Филип.
– Эта женщина! – прошептал Уолеран.
Филип проследил за его взглядом.
– Она весьма хороша, – сказал он, впервые обратив внимание на ее красоту. – Но нас учили, что слуги Божьи не должны поддаваться искушениям плоти. Так что отвороти глаза, архидиакон.
Но Уолеран его не слушал.
– Я думал, она умерла, – бормотал он. Вдруг вспомнив о госте, он оторвал взгляд от женщины и посмотрел на Филипа, словно желая сосредоточиться. – Поклонись от меня приору Кингсбриджа, – сказал он, шлепнул по крупу лошадь, на которой сидел Филип, та, рванув, рысью вылетела в ворота, и прежде чем седок успел натянуть поводья, он был уже слишком далеко, чтобы говорить слова прощания.
III
Как и говорил архидиакон Уолеран, к полудню следующего дня Филип уже подъезжал к Кингсбриджу. Выехав из леса, покрывавшего склон холма, он оглядел безжизненные замерзшие поля, на которых то здесь то там виднелись скелеты одиноких деревьев. Вокруг ни души. А за студеным пространством, в двух милях отсюда, надгробьем высилось гигантское здание Кингсбриджского собора.
Дорога