Была среда. Они двинулись дальше, чтобы осмотреть снаружи здешний театр, храмы, и обойти несколько площадей. И капитана, и гардемарина – обоих неприятно поразило, что на фоне вполне европейской архитектуры на улицах то тут, то там встречались процессии полунагих, клеймёных, скованных по нескольку вместе негров. Согнувшись под навьюченными на них тяжестями, с побрякушкой и пронзительной песней, рабы брели нога в ногу, один за другим. Глядя на этих несчастных, Адамс приуныл, а его радостное ожидание новых чудес сменилось тоской.
И чего, кстати, стоил обычай местных жителей бросать весь сор на улицу, а помои выплёскивать из окна, прямо на головы прохожим!
Отшагав полдня по прямым, но узким и неопрятным улицам, гардемарин с равнодушием усталого пешехода скользил глазами по расположенным в нижних этажах бесчисленным лавкам и мастерским.
Становилось как-то особенно жарко. Не удивительно – построенный в закрытой бухте под утёсами высоких гор, днём город буквально изнывал от зноя. Лишь полуденный лёгкий ветер с моря мог смягчить его немного.
– Что, гардемарин, задумались о преимуществах монастырской жизни?
Адамс смутился. Он и правда, засмотрелся наверх – мечтательно. Там, на склонах гор виднелись утопающие в зелени крыши многочисленных монастырей. Внизу же взгляд натыкался лишь на шершавые белёные стены, дышащие жаром. Двери в лавки – без всякого порога – были распахнуты прямо на пыльную улицу.
Путешественники остановились, изрядно утомлённые ходьбой. В поисках отдыха и прохлады решили заглянуть в одну из ближайших лавок. Спасаясь от навалившейся жары, Адамс, вслед за капитаном, решительно шагнул внутрь.
После яркого уличного света в лавке казалось темно. Сквозь узкое оконце в неё проникали солнечные лучи и копьями пронзали насквозь затхлый сумрак.
Прямо на полу в несколько рядов сидели люди, много людей.
Адамс оторопел.
– Эк куда мы попали, Фаддей Фаддеевич, – забормотал он, догадавшись, что это за ужасная лавка.
Здесь продавали «живой товар», и сидевшие на полу люди были невольниками.
Сразу вслед за моряками в лавку вошли старуха и молодая барыня. Они, по-видимому, были португалки. Замершие у порога россияне, спохватившись, расступились, пропуская вперёд уверенно шествовавших покупательниц.
Надсмотрщик коротко прикрикнул. Рабы покорно поднялись, и принялись скакать с ноги на ногу, что-то напевая. Те, у кого вид был недостаточно оживлённый, получали тростью.
Выбор покупательниц остановился на щуплом чумазом пареньке из ближнего ряда. Видимо, рассчитывая на небольшую цену, они вывели его вперёд, и стали что-то спрашивать у торговца.
Ни Адамс, ни Беллинсгаузен не знали португальского, но что идёт предварительный торг, догадаться было несложно.
В отличие от остальных невольников, стоявших перед покупателями в чём мать родила, мальчишка был одет – на нём были грязные штаны до колена и рубаха.
Гардемарин удивлённо отметил, что черты лица этого мальчика