Локтев и Александр Рагулин. Те могли иметь свою точку зрения, хотя и в спорах с ними, если эти споры допускались, Анатолий Владимирович непременно старался доказать хоккеистам свою правоту.
Борис Павлович Кулагин, работавший вторым тренером ЦСКА, был к нам ближе. Мы с ним и на первых порах могли не соглашаться. Когда же именно он стал старшим тренером, сменив на этом посту Тарасова, нам было уже легче отстаивать свои убеждения. Не только потому, что Кулагина было проще переубедить, но и потому, что и мы к этому времени уже выросли, окрепли – хоккей понимали, поднявшись на следующую ступень мастерства, лучше, глубже и тоньше. Кроме того, вырос наш авторитет как хоккеистов. Мы прочно занимали ведущее положение в команде, и писали о нас много, и считались с нами не только соперники, но и руководители клуба.
Когда же Кулагина сменил Константин Борисович Локтев, то отношения между ведущей тройкой и тренером стали носить иной характер. Во-первых, не стало прежней возрастной дистанции – если Тарасов и Кулагин всегда были для нас старшими, учителями, то Константина Борисовича мы застали и в роли нашего партнера, пусть более сильного, более опытного и уважаемого, но все-таки партнера. Это был учитель, выросший среди нас. А мы, в свою очередь, были уже не те дебютанты, которых Анатолий Владимирович некогда только-только подпускал к основному составу, но бесспорные лидеры команды. Именно тройку Петрова направлял тренер Локтев на поле во всех случаях, когда его команде было трудно, когда надо было в считаные минуты решать исход матча, добывая армейцам победу, а вместе с ней и очки. Мы были главной опорой и надеждой Константина Борисовича, судьба его команды в решающей степени зависела от нас: сыграет первое звено хорошо, значит – победа ЦСКА, плохо – скорее всего, двух очков клуб не досчитается.
Другими словами, работа, да и судьба молодого тренера зависели от игры ведущего звена. Так мог ли в этой ситуации тренер решиться противопоставить себя в чем-то лидерам? Тем более зная, например, характер моего друга Володи Петрова. Скорее всего, Локтев поступал практически верно, избегая ссор с ведущими хоккеистами, стараясь опираться на их помощь и привлекая лидеров к работе в тренерском совете команды.
Локтев много разговаривал с Петровым, возможно, они и спорили о чем-то, я не расспрашивал Володю об этих длительных дискуссиях, но перед командой они выступали с единой точкой зрения. Поскольку с Петровым и Михайловым считались как с равными, это подстегивало моих партнеров, заставляло их работать настойчиво и целеустремленно. Они и ребят увлекали, убеждали не подводить тренера.
Конечно же, Константин Борисович ругал нас за плохую игру, корил за промахи, но в конфликт входить все-таки не рисковал – могло получиться ведь и так, что возник бы неразрешимый вопрос: или мы, или он. При Тарасове такие мотивы не появлялись, старший тренер армейцев мог спокойно обойтись и без нас: тогда звено Анатолия Фирсова было в силах переиграть не только любой наш клуб, но и, пожалуй, любую сборную, приезжающую