сфере познания"[111]. Многие суждения этого теолога удивляют своей неожиданностью. Нередко он смотрит на человека глазами деятеля эпохи Просвещения, не замечавшего или не верящего в кризис гуманизма, нередко он рассуждает как христианский гуманист. Истина была ему дороже всякой привязанности. По воспоминаниям сестры, многих поразила публично высказанная мысль брата о том, что ему ближе бездеятельных верующих те неверующие, которые, "попирая законы человеческие, блюдут законы Бога". Примечательный факт: любя и уважая своего отца, он мог общаться с людьми, враждебно настроенными к Сергею Михайловичу. Известно, Ф.Достоевский, близкий друг в течение ряда лет, готов был остаться с Христом, даже в том случае, если бы вдруг открылось, что Христос вне истины. Остался бы со Спасителем в таком случае В.Соловьев? Это вопрос.
Образно говоря, В.Соловьев заходил, но не задержался ни в одном из оппозиционных станов. Он не пристал ни к свободной светской, ни к аскетической церковной культуре, ни к западникам, ни к славянофилам, ни к мистикам, ни к эмпирикам. В.Соловьев прошел в отдалении от народников, социалистов, монархистов, патриотов-националистов, от всех персонифицированных учений. Он разделил судьбу личностей, стоявших над схваткой и потому обреченных на одиночество, гонения слева и справа. Об этом, вслед за племянником, справедливо рассуждают почти все соловьевские биографы. Правда, трудно согласиться с выводами родственника, что "стремление к действию, к влиянию на общество, к проведению своих идеалов в жизнь" побуждало ученого заключать "временные сделки" с тем или другим лагерем[112]. Внимание В.Соловьева к различным течениям научной и общественной мысли, – порой, защита и последующая критика того или другого "лагеря" или, наоборот, критика и последующая защита, – думается, правильно объяснил Е.Трубецкой. Он указал на причины внимания В.Соловьева ко всем "станам" и на очевидную несообразность: о философе, который не принадлежал ни к какой партии, часто судят, исходя из какой-либо партийной принадлежности. Внимание, отношение В.Соловьева к спорящим сторонам, делает вывод Е.Трубецкой, объясняется не какой-то непоследовательностью, а его умением ценить и искать "относительную истину"[113].
Вопрос о том, быть или не быть правде на земле, и вытекающий из него вопрос о том, каким будет конец истории, В.Соловьев трактовал в плоскости возможности или невозможности реализации христианских норм. Но эти нормы он поверял не только христианскими канонами, не только догматами православной церкви. Он искал доказательства их правильности в самых разных источниках, углублялся в манускрипты древнейших верований, в изложения эволюционистских воззрений. Питательной средой для соловьевских идей был синтез платонизма, классического идеализма, прежде всего Ф.Шеллинга, Г.Гегеля, и – элементов эмпиризма. До недавнего времени В.Соловьев оставался едва ли не единственным религиозным философом, защищавшим дарвинизм "с философской точки зрения"