Это стало последней каплей, и научное сообщество демонстративно плюнуло на дальнейшее изучение завирального вида. В конце концов, на планеты неораса спускалась редко, вооружений не имела, на территории не претендовала и могла дальше придумывать про себя в открытом космосе все, что пожелает. Бойкот продолжался, к обоюдному удовольствию сторон, несколько шиарийских лет, пока какой-то симбиотический умник не ухитрился перебросить из ментального поля во вселенскую инфосеть примитивную капсулу, набитую мыслеобразами, доказав таким образом существование этого поля. А заодно и раздразнив прочие разумные виды, не умевшие конструировать инфокапсулы, новой перспективной технологией. Научное сообщество, скрипнув зубами, вновь принялось изучать внепланетных фантазеров – сначала вяло и неохотно, а потом втянулось.
В отличие от своих соплеменников, недолюбливавших понавешанные в космосе шары, которые кто-то постоянно осваивал и делил, Селес, увлеченный, по определению корабля Айи, поисками смысла жизни, в последнее время летал исключительно от одной планеты к другой. Айа же составляла ему компанию, во-первых, по дружбе, а во-вторых, потому, что страдала от другой проблемы – ей постоянно было скучно. Селес, в свою очередь, немного страдал от компании Айи, но молчал.
Светило клонилось к закату, а они всё шли и шли по абсолютно прямой и пустынной дороге. Ничего похожего на предмет его поисков поблизости пока не наблюдалось.
Айа с мазохистским упорством трогала рану на предплечье и явно любовалась выступающей кровью.
– Ты зря не согласилась восстановиться.
– Она что, оторвана? – Айа помахала поврежденной конечностью в воздухе. – Буду я из-за каждой царапины в бак лезть.
– Обмотай чем-нибудь. Хотя бы этим листом.
– На нем микробы!
– А на морфе микробов не было.
– Были. И микробы, и вирусы, и бактерии, и плотоядные инфузории. И спиралехвостки, это как пить дать. Они все нечистоплотные кретины!..
Увлекшись, Айа топнула ногой.
– Осторожно! – воскликнула одна из дорожных плит, и на ней внезапно образовались глаза.
Айа ойкнула и тут же снова попыталась принять нахальный и независимый вид. Селес учтиво поклонился:
– Приносим извинения.
– Принимаю, – буркнула плита. – По мне разрешается ходить, но преднамеренное топтание запрещено.
– Так, значит, вся дорога?.. – Селес отдернул ногу, борясь с внезапным желанием взлететь. – Простите, как неудобно…
– Нет. Я ремонтник, произвожу ремонт выбоины. Собой. А вокруг все больше камень.
Айа осторожно потрогала разговорчивую плиту носком сапога:
– Щекотно?
– Нет. Но ходите, пожалуйста, с уважением. И не наступайте на глаза, пока я их не убрал.
– У вас тут очень красиво, – Селес давно понял, что в любой непонятной ситуации следует взывать к патриотизму собеседника. –