этой мысли у меня защемило сердце. Нет, не совсем плевать. Мама не прервала разговор сразу. Ей все еще нужны мои звонки. Я знала. Но если я больше не позвоню ей, она поступит точно так же. В этом я была уверена. Она играла роль стороннего наблюдателя в жизни своего ребенка.
Я прислонилась к бетонной стене. Чувствовалось, как толпа на другой стороне становится беспокойной. Казалось, будто надвигается гроза. Если мы не выйдем на сцену в ближайшее время…
Мне срочно была нужна сигарета.
Я вытащила из ботинка потрепанную мягкую пачку и прикурила от спичечного коробка, завернутого в целлофан.
Глубоко затянулась, выдохнула и прижалась к стене, измотанная слезами, которые копились все эти четыре года. Теперь они угрожали разразиться моей личной грозой. Я пыталась их сдержать, проглотила, обернула дымом и запихнула глубоко внутрь, где они залегли тяжелым свинцовым грузом.
«Мой собственный отец даже не хочет со мной поговорить».
Я снова начала вертеть эту мысль в голове. «Ну и что? Кому какая разница, что он думает. Ему было плевать все двадцать два года, почему я должна заботить его сейчас? Пошел он».
Смелое высказывание. Только на самом деле я была готова отдать все, чтобы просто услышать его голос, пусть даже он будет пропитан разочарованием или злостью. Узнать, что он скучает по мне, любит меня. Чтобы он сказал, что я могу вернуться домой в любое время, когда захочу, и дверь будет всегда открыта.
Но он запер эту дверь, может быть, навсегда, и фундамент, на котором я стояла, рассыпался в прах.
По ту сторону стены ревела толпа. Они жаждали увидеть нас. Они любили меня.
И, как бы сказала Рокси Харт[2], я люблю их за то, что они любят меня. Я сделала еще глоток водки и поднялась на ноги как раз в тот момент, когда Джимми Рэй распахнул дверь над моей головой, обезумевший и взвинченный.
Нашему менеджеру было лет сорок пять, и у него уже начинали редеть волосы. Костюм от бесменного Армани – с тех пор, как три месяца назад мы подписали контракт с заурядной студией звукозаписи – слегка болтался на его долговязой фигуре. Его дикий взгляд остановился на мне, и он рухнул на стену с преувеличенным облегчением, прижав руку к сердцу.
– Боже, детка, ты что, хочешь, чтобы меня удар хватил? Концерт должен был начаться полчаса назад.
Я потушила сигарету каблуком сапога и изобразила на лице улыбку.
– Извини, Джимми. У меня был важный телефонный разговор. Но все в порядке. Я готова надрать всем зад.
– Рад слышать. Толпа, кажется, сожрет нас живьем, если мы сейчас же не появимся там.
Я прошла мимо него, но он остановил меня и, положил руку мне на подбородок, вглядываясь в лицо.
– Ты плакала?
У меня перехватило дыхание. Джимми Рэй не являлся нашим вторым отцом, но он был добр к нам. Добр ко мне. Я почувствовала, что начинаю слабеть, окутанная его добротой, мне захотелось рассказать ему все…
– Твой макияж испорчен. Поправь его перед выходом, хорошо?
Я молча кивнула.
– Молодец, девочка.
Он легонько шлепнул