негде растить хлеб?
…Правда, никто не отменял вероятность того, что дикари, по крайней мере, большая их часть, полягут в бою: армия Самозванки сильна, с крылатыми тварями – сильнее втрое. А если язычники и доберутся…
– Какие времена – такая расплата, Хельмо. Мужайся.
«…А если язычники и доберутся сюда, то по пути наверняка что-нибудь учинят: разорят город, сожгут деревню, осквернят церковь. Или устроят дебош в столице?»
– Это жертва. Я понимаю. Но сейчас она необходима. Верные союзники заслуживают самых щедрых даров. Ты не согласен?
«…Да. Лучше – беспорядки прямо в столице, тогда будет ещё и железное свидетельство иноземных послов. Дурная слава побежит по континенту, и все неудобные обязательства можно будет считать излишними». От мыслей, взлелеянных давно и неоднократно рассмотренных со всех возможных сторон, Хинсдро даже начинало казаться, что на первое время козёл в огороде не страшен. В конце концов, козёл – это и мощные рога, и не слишком-то большой ум, и пусть хлипкая, но верёвка, на которой козла будут водить мимо чужой капусты… Верёвка в руках Хельмо. Недалёкого, зато верного.
– Да, дядя. Ты прав.
И государь Хинсдро Всеведущий особенно ласково улыбнулся племяннику, прошептал:
– Что бы я без тебя делал? Как буду?..
Что-то дрогнуло в точёном лице Хельмо, и он, гремя оружием и кольчугой, порывисто опустился на колено. Его голос по-детски задрожал.
– Ты очень мудр. Я буду спешить всеми силами. Береги себя и Тси́но. Береги народ.
Он говорил, глядя не в глаза, а в мозаичный лазуритовый пол. Говорил и не видел, что улыбка Хинсдро стала шире. Как… трогательно, пожалуй. Словно в сказаниях.
О да. Он мудр. Достаточно, чтобы удерживать престол целых семь лет. Достаточно, чтобы просидеть дольше и передать корону сыну. Достаточно, чтобы расправиться с мерзкой самозваной царевной и Луноликим королем, далековато потянувшим грязные надушенные лапы. И, вне всякого сомнения, мудрости должно хватить, чтобы не запачкать рук и не подарить язычникам ни куска земли.
– Помни, всё к лучшему. – Хинсдро потрепал племянника по волосам, потом, наклонившись, неохотно поцеловал в высокий, прорезанный парой слишком ранних морщин лоб. – Ведь у меня есть ты. Благословляю.
«Ну а сгинешь – значит, сгинешь. Вслед за…»
Впрочем, поганое имя уже отдавалось сегодня набатом в мыслях. Хинсдро не хотел произносить его даже про себя.
– Спасибо, дядя. – Хельмо поднялся.
– Тебе пора. – Хинсдро плавно отступил к столу и опёрся на него широкими ладонями. – Выйдешь с ратями Первого ополчения по восточной дороге, навстречу Самозванке. На привале – свернёшь, двинешься своим путём. Кто нужно, все предупреждены.
– Хорошо.
– Берегись. В городе, да и в войске тоже смутьяны и соглядатаи лунных уже завелись. Режь, не щадя, если кого-то заподозришь. Иначе прирежут тебя.
Хельмо