Ося! – Лилечка всплеснула руками и тоже ускорилась, как будто приняла эстафету.
– В храм бегут, – уверенно предположила разговорчивая булочница в ларьке, мимо которого трио в балаклавах промчалось со спринтерской скоростью, отчего Лилечкино «Ося, Ося» размазалось в одно певучее «О-о-о…» – К обедне опаздывают, на ходу распеваются!
– Вот им батюшка Игнатий кадилом-то в цветные мордасы засветит, – мстительно пообещала старушка-покупательница. – Будут знать, как концерты устраивать!
Обе замерли и прислушались, надеясь уловить отголоски ожидаемого концерта с соло отца Игнатия на ударном инструменте типа кадило, но бегуны свернули в захламленный дворик и через несколько минут вернулись на ту же улицу совсем другими людьми.
Они по-прежнему были худосочными хлюпиками в дешевой одежде, но вместо ярких шерстяных морд имели теперь бледные интеллигентные лица.
Добытую в «Бетабанке» общую тетрадь некто Ося схоронил под курткой и придерживал на животе руками, отчего со стороны казалось, будто у него проблема с желудком.
– Питаться надо регулярно, диетики! – прокричала разговорчивая булочница, не узнав их без балаклав.
– Жрут всякую химию, а потом загибаются, – все с той же злорадно-мстительной интонацией прокомментировала бабуля-покупательница. – Дай-ка мне, Верочка, еще два пирожка с горохом!
Трое без масок скучно протопали мимо прилавка с пирожками, мимо песочницы с девочкой, мимо ее мамаши с тоской на лице и мимо первой в ряду спецмашины на подступах к «Бетабанку». Ввиду пугающего скопления там полиции они попятились и тихо отступили в боковую улочку, откуда на стареньком ишемически задыхающемся троллейбусе перебрались в спальный микрорайон Водников.
И только там, в малогабаритной двушке Лилечки, рассмотрели свою добычу.
– Это и есть его новая книга? – Ося повертел в руках толстую тетрадь в клеенчатом переплете.
– Это рукопись, Осенька, – мягко сказала Лилечка. – Когда ее напечатают, тогда будет книжка.
– Никогда ее не напечатают! – радостно осклабился их третий товарищ.
У него была непропорциональная грушевидная голова: крутой лоб, впалые щеки и узкий подбородок. Сходство с электрической лампочкой усиливала сияющая лысина.
– Ну почему же, Петя, почему же, возможно, в отдаленном будущем все-таки напечатают, – не согласился с ним Ося. – В самом деле, нехорошо будет, если этот труд совсем погибнет для истории.
– Ах, Ося! Поживешь с мое – узнаешь, что некоторым трудам лучше было бы никогда не выходить на свет божий, – вздохнул Петя, с намеком похлопав себя по лысине.
Он отчетливо ассоциировал ее с богатым жизненным опытом, которого Ося пока еще не приобрел.
У Оси лысины не было, имелась пока только маленькая розовая плешь, совершенно несерьезная и даже смешная. Ося плеши стеснялся и маскировал ее головными уборами, которых в его распоряжении было очень много: Ося работал костюмером в муниципальном театре. Балаклавами себя и товарищей, кстати, обеспечил