наливать, – поднялся Сева и зацепил бутылку поувесистей, – пока из меня хмель не выйдет, со мной лучше не связываться.
– Сидеть! – приказал товарищ Серый.
– Пошёл ты, – пробурчал Сева, – вот такие как ты и вводят ночные расстрелы под звук работающих моторов.
– А-а-а-а! – завопили «ворошиловские стрелки» после особенного меткого броска. Но никто уже не возмущался, все собирались переезжать в новый особняк.
Глава 4
Сева пошёл по разгромленной Москве. Отовсюду слышались гневные выкрики:
– Они думали, что самые хитрые!
– Сами будут кирять, а мы на них ишачь!? Не на тех напали. Ищите дураков в стране Буратино. Сами теперь насекомьте.
– На фонарях надо их вешать, кровопийц, на фонарях. Попили нашей кровушки, сволочи. Теперь отольются кошке мышкины слёзы.
Или уже более жизнеутверждающее:
– Юр, ты энтот пинжак поверх надевай, поверх.
– Да на мне уже четыре их, не лезет.
– Надевай, говорю. Вон, смотри на бирке что прописано: 2 тысячи евро. Ты столько и за год не приносил.
– Куда, курва, потащила. Вертай сапоги.
– Щупала убрала, зенки выцарапаю. Мои сапоги.
– Да они ж тебе малы, кобыла.
– Не твоя забота. Крути педали, пока не дали.
– Греби ушами камыши, гвоздь беременный.
– Сам лысый пряник.
Сева обратил внимание, что в его руке бутылка текилы. Он сделал внушительный глоток. Смотреть на окружающий мир стало легче.
В соседнем дворе гуляли два братка. Поперёк дороги была натянута верёвка, и кто, перелезая через неё, задевал, тут же доставлялся шестёрками под залитые очи двух бригадиров.
– Куда идёшь, служивый? – спрашивал один из них с перебитым носом у паренька лет пятнадцати.
– Домой, – робко тянул юноша.
– Неправильный ответ, – вступал другой брателло, рыхлый с отвисшим пузом, пьяный в зюзю.
– Почему на тебе штаны камуфляжные? – наседал первый гангстер.
– Модно, – пищал паренёк.
– Неправильный ответ, – подал голос второй.
– Эти штаны может носить только военный. Усвоил, доходяга?
– Усвоил.
– Неправильный ответ, – у второго братка видно что-то заело.
– Ладно, присаживайся, угощайся, – щедро повёл рукой первый бандит, – зови меня братом. И я буду звать тебя братом. Как зовут тебя, брат?
– Петей.
– Петрухой, значит. А меня Емелей. А его, – он толкнул задремавшего соседа, – Кочаном.
Кочан, потеряв равновесие, опрокинулся на спину прямо в большую снежную лужу и сразу же захрапел. Теперь компания напоминала три весёлых гуся: Емеля любил весь свет и лез обниматься с Петрухой, Петяша ненавязчиво пытался избежать бурных ласк, а Кочан дрых, закинув ноги к бесприютным небесам. Андреич опять приложился к бутылке. Рядом в скверике носились неуёмные футболисты. О степени их опьянения говорило то, что одна команда бегала в майках и семейных трусах, а другая и вовсе без маек. Команды нетрезво месили снежную грязь и были