Михримах снова сменилось настроение.
– Не хочу я туда ехать. Это, наверное, так страшно. И этот казак… Как его зовут?
– Казак, да и все.
– Имя?!
– Что имя? Для мертвых все равно. Сегодня он еще зовется Байдой, а велит его величество султан…
– Байда? Что это такое?
– А кто может знать? Наверное, человек, который любит пить и гулять, ну, и от нечего делать помахивает сабелькой.
– Я пошлю ему сладостей.
– Ваше высочество! Какие же сладости для человека, которому завтра отрубят голову? Уж если посылать, то меду и водки.
– Что это такое?
– Напитки, которые употребляют христиане, чтобы поднять дух.
– Разве не поднимает духа молитва?
– Молитва – для правоверных. От нее они даже пьянеют, точно так же, как от крови.
– Как ты смеешь? Правоверные пьют только воду.
– Ваше высочество, водой они уже запивают. А пьют кровь. От нее и пьяны. Как сказано: «Купайтесь в их крови».
– Пошли тому казаку то, что нужно. И скажешь мне завтра.
А самой снова не давала покоя мысль: «Рассказать ее величеству султанше! Немедленно рассказать матери! Ведь это же с ее земли! Все ли там такие?»
К Рустему снова обратилась придирчиво:
– Разве никогда раньше не было казаков в Эди-куле? Почему я не знала?
Он был спокоен:
– Ваше высочество, они не добирались до Эди-куле. Слишком далеко. А этот добрался. Забыл о мудрости: прежде чем украсть минарет, подумай, как его спрятать.
Байда
Что начинается несчастьем, заканчивается тоже несчастьем. Всегда о самом главном узнаешь слишком поздно. И хотя весть о казаках в Эди-куле, словно бы состязаясь, принесли ей Гасан-ага, Михримах, даже сам султан, Роксолана знала, что уже поздно, что ничем не поможешь, да еще и этот неповоротливый и неуклюжий Рустем на этот раз проявил неуместную резвость и дал Сулейману прекрасный повод выставить перед всем Стамбулом виновников ужасного пожара, сожравшего чуть ли не половину столицы, обвинив этих несчастных, не спрашивая их провинности, ибо побежденный всегда виноват и всегда платит самую высокую цену.
Гасан приходил к ней каждый день, она допытывалась:
– Как они там? Что делает тот, которого ты называешь Байдой?
– Ваше величество, он поет.
– О боже! Что же он поет?
– Песни. Сам слагает их для себя. Последняя такая: «Ой, п’є Байда мед-горiлочку, та не день не нiчку, та й не в одиночку!..»
– Это Михримах послала ему еду и питье. Мое дитя!
Гасан-ага печально улыбнулся одними глазами. Если бы султанша могла видеть, как ест и пьет Байда в подземельях первого палача империи Джюзел-аги…
Но женщине не всегда надо знать, видеть, она наделена непостижимым умением чувствовать. Неожиданно весь мир для Роксоланы замкнулся на этом странном Байде с его казаками, жила теперь в каком-то лихорадочном напряжении, ждала каждый день вестей из Эди-куле, гоняла туда Гасана, дважды вызывала к себе Рустема-пашу и оба раза прогоняла с не присущей ей злостью, ибо ничего иного