истории человека с зонтиком…
Он поднял руку, останавливая меня.
– Я не об этом, мой мальчик. Не то чтобы у меня просто не нашлось времени описать некоторые дела и я вставлял намеки на них в качестве напоминаний самому себе. Однако были и другие, не ставшие достоянием гласности из-за прямого запрета Холмса. Например…
По крайней мере, я не стал говорить глупостей вроде: «Тогда почему вы об этом рассказываете?» Нет, мне хватило ума сидеть, не шевелясь, и молча слушать.
– Это случилось зимой, – начал Ватсон, – в тысяча девятисотом году, если не ошибаюсь, через несколько дней после Рождества. Точно сказать не могу – у меня нет при себе записок. К тому же этот случай в них не попал. Но вне всякого сомнения, тот зимний день был ясен и свеж. Выпал снег, однако праздник не чувствовался. Напротив, казалось, что город охвачен глубоким покоем, словно он отдыхает и приводит себя в порядок перед возвращением к обычной жизни.
Холмс заметил, что, вопреки всякой логике, частота преступлений порой зависит от календаря.
– Возможно, это суеверия, – задумчиво возразил я. – И безумцы действительно подчиняются фазам луны.
– В трясине суеверий может скрываться множество важных фактов, Ватсон, – сказал он. – Если бы науке хватало терпения все их откопать…
Разговаривая на ходу, мы подошли к углу Бейкер-стрит и Мэрилебон-роуд, обсуждая какое-то дело, – жаль, что у меня нет при себе записок! – когда наше общение прервала симпатичная и хорошо одетая молодая женщина, подбежавшая и схватившая Холмса за руку.
– Мистер Шерлок Холмс? Ведь вы Шерлок Холмс, да?
Мой друг мягко высвободился.
– Он самый, мисс…
– О! Слава богу! Мой отец говорит, что больше никто не может его спасти!
К моему удивлению и немалому раздражению, Холмс зашагал быстрее, оставив несчастную девушку позади, словно обычную нищенку. В приватной обстановке я часто говорил, что порой ему не хватает вежливости, но сейчас мог лишь в растерянности идти следом. Тем временем незнакомка, которой, судя по всему, не было еще и двадцати, задыхаясь, поведала нам бессвязную историю о таинственном проклятии, о грозящей опасности и о чем-то еще совершенно непонятном.
У дверей дома 221-б Холмс резко повернулся к ней:
– А теперь, мисс… боюсь, не расслышал вашего имени?
– Тэрстон. Меня зовут Эбигейл Тэрстон.
– Вы не родственница сэра Хамфри Тэрстона, знаменитого исследователя Юго-Восточной Азии?
– Он мой отец, как я уже вам говорила…
– Сомневаюсь, что вы многое мне рассказали!
Холмс повернулся, собираясь войти в дом. На лице мисс Тэрстон отразилась вполне ожидаемая смесь разочарования, горя и даже – в чем я не стал бы ее винить – гнева.
– Холмс! – сказал я. – Прошу вас!
– А теперь, мисс Эбигейл Тэрстон, поскольку этим утром у меня все равно нет никаких дел, буду рад пригласить вас к себе.
Пока мы с гостьей поднимались по лестнице, мой друг