проносящимися мотоциклистами. Вообще поначалу казалось, что Рим – это прежде всего бешеная целеустремленность римской мотоциклистки. Когда по трое, по пятеро они с грохотом и ревом вылетают роем из-за угла прямо на тебя, понимаешь, что проклинаемые тобой израильские водители – просто питомцы духовной семинарии.
О, римские уличные сценки, например – регулировщик возле Ватикана. Толстенький, молодцеватый, в твердой большой фуражке, он время от времени брал в рот свисток и указывал обеими руками – проезжайте, проезжайте! – подметающим движением. Высвистывал ритмично и весело.
Или два молодых человека в окрестностях Колизея, в костюмах римских легионеров. Они прогуливались, зазывая туристов сфотографироваться на память. Бряцали мечи у пояса, с задниц свисала бахрома коротких туник. Они беседовали, скрестив на груди мускулистые руки, слегка отставив могучие ноги с комковатыми икрами гладиаторов. И вообще, красивы были оба, как боги. На обратном пути мы видели, как они сидели за столиком ближайшей траттории и устало завтракали йогуртом и булочками… Бутафорские копья были прислонены к соседнему пластиковому стулу.
О, римские священники в твердых воротничках, о, монахини в голубовато-серых одеяниях… О, замшевая обшарпанность домов еврейского квартала на берегу Тибра…
Кстати, о евреях.
По моим беглым, но цепким наблюдениям, население Италии по своему национальному составу таково: треть итальянцев – евреи. Смотришь на такого и понимаешь, что никем другим, кроме как евреем, этот человек быть не может.
Вторая треть – люди, подозрительно похожие на евреев. Смотришь и думаешь – это, вероятно, итальянец. Но вполне бы мог быть евреем.
Наконец, последняя треть – совершенно непохожие на евреев люди. Смотришь и думаешь – вряд ли это итальянец. Скорее всего, японский турист.
Японских туристов по всей Европе столько, что иногда кажется – летом Япония остается безлюдной. Они, как птицы, совершают сезонные перелеты. В гостиницах – японцы, в музеях – несметные полчища бегущих куда-то с фотоаппаратами, видеокамерами и путеводителями в руках японцев, в парках – лежбища японцев… В церквях – отряды вежливо благоговеющих японцев… Так и слышится щебет отовсюду: «Брунеллески, Брунеллески!»
Одной старой японке я уступила место на бархатной кушетке в музее виллы Дория Памфилия. Она благодарно закивала, заулыбалась. Ну, думаю, вернется в свой Токио, будет рассказывать: «Эти итальянцы такие вежливые!»
Гордый город Флоренция был следующим в нашем маршруте и так отличался от величественно-жуликоватого Рима, как трезвый и суровый буржуа отличается от спившегося дворянина. Только так, меняя на всем скаку города, понимаешь, насколько Италия разнообразна.
Флорентийские святые на фресках и картинах, с этими запущенными пропеллерами над головами, с лицами ремесленников из цеха суконщиков, коралловая черепица флорентийских домов, зеленые ставни, ущелья улиц – сдержанность, достоинство, закрытость. В воздушной