ничего не говорит. Она понимает: мы бессильны остановить падёж, если причина неизвестна. Мне даже думать не хочется, что будет, если умрет еще одна курица. Наши куры несут по яйцу в день, и эти яйца нам необходимы.
– Рен… – произносит Сэйдж, глядя на меня своими большими глазами.
– Да?
– Ты поиграешь со мной в шашки?
Собираюсь возразить, но останавливаюсь. Раньше мы все время играли в шашки, а теперь я припомнить не могу, когда мы в последний раз во что-то играли. Кроме того, мне думается, что Сэйдж хочется не в шашки сыграть, а хоть ненадолго вернуться к нормальной жизни.
С полки в углу беру коробку, изображая улыбку, несу к кухонному столу. Сестра спрыгивает с кресла, встречает меня у стола, с довольной улыбкой на лице садится.
– Мои красные, – говорит она, помогая расставить шашки на доске. – Так что ходи первая.
Передвигая черную шашку на клетку, выпрямляю спину и смотрю, как сестра обдумывает свой ход. И только когда наступает моя очередь, замечаю, что начисто изгрызла ногти – сама не помню как.
– Твой ход, – говорю я, пряча изуродованные пальцы.
Сэйдж уставилась в оконце возле нас. Она замерла, как те греческие статуи, что я видела в маминых книгах по искусству Греции и археологии.
– Ты слышала, Рен? – произносит она тихим шепотом.
Волосы у меня на затылке встают дыбом, хотя я не уловила ничего, кроме завывания ветра и негромкого блеяния козы.
– На что похож этот зв…
– Шш! – Сэйдж поднимает палец, ее взгляд перемещается, прочесывая видимый из окна участок двора.
Треск веток и звук шаркающих по мокрой палой листве шагов за стенками хижины заставляет нас уставиться друг на друга, затаив дыхание.
– Рен… Ружье… – Сэйдж показывает на пустую полку над дверью, и сердце мое падает.
– Оставила в курятнике, – шепчу я.
Три быстрых стука в дверь эхом отдаются в нашей лачуге. Сэйдж ладонями зажимает и рот, и нос; я не двигаюсь. Из оружия мы располагаем только кухонными принадлежностями, но когда я в последний раз проверяла разделочные ножи, они крайне нуждались в заточке.
Человек с той стороны двери снова стучит.
И снова трижды.
Сэйдж начинает подниматься, словно лишилась рассудка и хочет открыть дверь, но я перегибаюсь через стол и хватаю ее за руки. Она хмурит брови и вырывается из моего слабого захвата.
– Рен! – едва слышно протестует она.
– Успокойся, – беззвучно кричу я, поднимая ладонь.
– Что, если это Мама? – не унимается Сэйдж.
Проглатываю ком, вставший в горле.
– Мама не стала бы стучать.
Глава 8
Николетта
– Как обидно, что Брант не смог присоединиться к нам сегодня. – Мама погружает вилку в ломоть своего именинного торта и, подставив снизу ладонь, подносит ко рту.
– Он передает поздравления, – говорю я. – И утром вы первым делом увидите его.
– Торт испортится. Он действительно много потеряет. – Мама указывает вилкой