пряди.
– Я пыталась его убедить, что тебе будет тяжело.
– Спасибо, Валери, – искренне поблагодарила я, улыбнувшись доброй женщине.
Она прошла ко мне, присела на край кровати, приобняла за плечи.
– Что случилось, Настя? – спросила она, мягко поглаживая мои плечи, как мама, когда я грустила.
– Я не могу так. Он мне противен. И… я боюсь его до чертиков. Боюсь сказать лишнее слово, кажется, что он в любое мгновение начнет меняться. Он не человек… – тяжело вздохнула, пытаясь справиться с подступающими слезами.
Сумбурно, но в моих мыслях сейчас нет порядка. В них только страхи, сомнения и обреченность.
– Даже не знаю, что тебе посоветовать, милая. Потерпи, опекунство не вечно.
Горько усмехнувшись, я растерла глаза. Не вечно, как же. Думаю, я привязана к нему на длину собственной жизни, если не найду способ сбежать. Но поддержка Валери помогла. Она напомнила мне о маме, ее оптимизме, силе духа. Нельзя отчаиваться, варианты всегда есть.
Чуть успокоившись, я хотела поговорить с Дрейсоном. Все равно в нашем противостоянии он выйдет победителем, а на свободе у меня больше шансов. Но снова неудача. Умер глава какого-то города провинции, и вит срочно отбыл разбираться. По словам Валери, в последнее время часто возникали подобные неприятности, и не только в провинции Дрейсона.
Так странно, большую часть жизни я провела в четырех стенах, а сейчас, заново обретя способность ходить, я вновь оказалась заперта. Чтобы не изводить себя бессмысленными думами, решила вспомнить свои многочисленные хобби. В тратах меня по-прежнему не ограничивали. Так что вскоре в моем расположении появился швейный артефакт, отрезы тканей и кожи, бисер. И за пять дней отсутствия Дрейсона я сшила себе рубашку, брюки, ночнушку и сарафан. Сплела несколько кожаных браслетов, решив раздарить свои поделки домочадцам, ведь они были так добры ко мне.
А на пятый день моего заточения ко мне пришла гостья. Единственная, кого ко мне пустили из посторонних. В этот момент я сидела на кровати, завершая кожаный браслет в подарок сыну Вильи. Так как посещения были запрещены, и ко мне приходили в определенное время, я испугалась, решив, что вернулся Дрейсон. Да, я понимала, что время идет, дата ритуала приближается, а я так и не придумала, как спастись. Потому было так необходимо выпросить у ненавистного двуликого свободу. Но видеть его все равно не хотелось. Что бы не решила здравая часть сознания, но я боялась. Его, того, что он попросит за освобождение. Но пришел не Дрейсон.
– Я без стука, – в комнату стремительно ворвалась мать Дрейсона. По особняку было развешано несколько портретов Николетты, потому я узнала ее.
Высокая, статная, с идеальной осанкой. Возраст не отпечатался в ее чертах, которые частично передались и Дрейсону. Картины явно не приврали ее красоту.
Она чуть удивилась, увидев меня. Явно рассчитывала не на такую картину. Потом внимательно присмотрелась ко мне, критично оглядела надетый на меня сарафан. Бирюзовый, свободного покроя и собственного производства,