хотя чувствовала невыносимую боль.
Я закрыла глаза и провела рукой, и правда, ощутила что-то.
– Уже лучше, – поддерживала меня Е.Б., – продолжай.
Не сразу, но у меня получилось то, о чем она говорила. Краснота оставалась, но было не так ужасно.
– Пойдемте, – я помогла ей встать, – я перевяжу вам руку. Простите меня, я не хотела этого.
– Травм не избежать, ты и сама вся в порезах, – она указала на мои руки и шею. – Твое тело еще не привыкло к огню, поэтому шрамы теперь станут обыденностью. Только как ты это объяснишь своим родителям?
– Мы сейчас почти не общаемся, я поздно прихожу домой, запираюсь в своей комнате, а утром рано иду в школу.
– Так тоже нельзя, они, я тебе как мать это говорю, волнуются.
– Я последнее время вообще не хочу возвращаться домой.
– Что случилось? – обеспокоено спросила Е.Б.
Я помотала головой и продолжила обрабатывать рану, но мои красные глаза выдавали мое состояние.
– Они же узнали, что я не у… в тот день ночевали, начали расспрашивать. А я молча выслушала их и ушла в свою комнату.
– Постоянно врать ты тоже не сможешь. Потом будет сложнее, с каждым днем твоя сила будет расти, будет происходить то, по поводу чего будут возникать вопросы, и постоянно убегать в свою комнату – не вариант.
– А что вы предлагаете?
– Мне странно, что ты с самого начала пришла не к своей матери, а ко мне.
– Мы все не очень близки.
– Да, я помню про отца. Подумаем потом, а сейчас иди, уже вечер.
***
Я пришла домой в десять вечера, за окном уже стемнело, а родители сидели на кухне и ужинали.
– Где ты была? – строго спросил отец, когда я зашла.
– Гуляла, – кратко ответила я.
Я поняла по голосу, что отец был пьян.
– Сюда иди!
Я забыла опустить рукава кофты, и когда родители увидели мои исцарапанные красные руки, то пришли в шок.
– Что это такое? Откуда? – ужаснулась мама.
Я молчала, так как разумного объяснения не было.
– Где ты шляешься так поздно вечером? – кричал отец.
– С другом была, – сказала я первое, что пришло в голову.
– С каким нахр** другом?
Я уже хотела уйти в комнату, но меня остановили, продолжив возмущаться. Отец выпил еще одну рюмку и прошел в зал, хлопнув дверью. Я вздрогнула от грохота, когда он уронил что-то; огонь подбирался все ближе, а злость набирала обороты, но эта ярость была вперемешку с подавленностью.
– Зачем ты вообще пришла сюда, дешевка, – открыв дверь, продолжил он.
Я стояла, и меня всю трясло, но сказать и слова я не могла, как будто разучилась.
– Что с тобой происходит? – обеспокоенно, смотря мне прямо в глаза, спросила мама. – Ты так изменилась! Я не узнаю тебя. Ты не ночевала дома тогда, приходишь домой уже ночью, сегодня так вообще вся в порезах и ожогах! Объясни! – потребовала она.
Я