и хочет превратиться в мышку, а бебешники уже идут по следу…
Не довелось Атрелле прожить в «Баркасе» неделю.
Жабель понял серьезность положения и грозившую ей опасность. Законодатели герцогства Норскап не отличались особенным рвением к исполнению законов о лицензировании лекарской деятельности, по архипелагу ходило немало знахарей и целителей, которые вообще никаких разрешений не имели, правда, деньги за свое умение брали исправно, забывая при этом отчислять налоги. Но, почему-то, законникам они были не интересны, видимо потому, что почти все эти умельцы поклонялись Нэре или искусно делали вид, что поклоняются, впрочем, разница невелика. А вот поймать шаловливую литарийку – это мечта любого бебешника.
Люди, желающие сделать карьеру на чужих ошибках, есть везде. Им не важно, кто и как ошибся – они выжимают из ситуации все до капельки, раздувая опасность деяния до немыслимых значений, превращая неосторожный поступок ребенка в преступление против государства и убеждая всех в угрозе национальной безопасности от этого человека. Личная выгода – вот чем обычно руководствуются такие люди, обращая чужие ошибки исключительно себе на пользу. Их не волнует дальнейшая судьба оступившегося. Их беспокоит только собственный успех в виде галочки в личном послужном списке. Они смело идут по костям, не считая побежденных. Они уверены в своей правоте. Жалость и милосердие они отвергают. Тех же, кто подвержен этим чувствам— презирают. Эти люди признают одну богиню – Безутешную Нэре – и усердно поклоняются ей.
Атрелла в тот же день, не откладывая дела в долгий ящик, пошла в порт и разыскала лесовоз «Нарвал». Интуиция подсказывала, что чем быстрее она покинет остров, тем лучше.
Капитана на судне не оказалось, но тот, оказывается, успел уже отдать все необходимые распоряжения, и девушку встретили очень доброжелательно, показали каюту и даже научили нескольким морским словечкам. Она внимательно выслушала все необходимые требования, как-то: без разрешения дежурного вахтенного борта не покидать; сообщать, куда пошла, когда вернется; не плевать на палубу и за борт, не свистеть и не лазить в юбке на мачту, а еще рассказать коку, что она не ест.
Последний вопрос поверг Атреллу в задумчивость. До сего момента она считала себя не больно привередливой в еде, а когда спросили, что не ест – вдруг вспомнила, что терпеть не может свинину, кое-какую вонючую рыбу и хлеб с ароматическими травками. А еще ей не понравился сараджанский суп хуч, которым однажды угощал один из папиных учеников. Сам бульон на телячьих ножках, в общем-то, был ничего, если посолить и поперчить, а вот то, что в него приходилось добавлять уксус и при этом обязательно запивать разведенным винным спиртом —было совсем невкусно. Атрелла зашла на камбуз и все рассказала коку. Тот долго смеялся, наконец, сказал:
– Кашу ешь? Мясо жареное, солонину, рыбий суп, хлебные лепешки?
– Ем, – ответила Атрелла.
– А больше я ничего не готовлю. Так что разносолов, а уж тем более хуча – не будет.
Он показал лекарке большие ящики с мясом, хлебом, крупами и мукой.