бы обижать, конечно. Все-таки Ляля…
Голову заполнили отрывки из Лялиных писем, отдельные фразы отдавались особенно болезненно. «Сестра, не бойся, я с тобой!», «Мы с тобой одной крови», «Теперь даже страшно представить, что если бы название твоего романа было другим, то мы могли бы и не познакомиться…» И это шекспировское, в переводе Пастернака – «другу будет трудно без меня».
«Конечно, трудно. Кто-то должен придумывать для нее сюжеты, раз сама не справляется».
«А я справлюсь? Она же будет мне мешать!»
«Да, литератор она посредственный, если не сказать хуже, но человек-то ведь хороший…»
Устав от внутренней борьбы, Лара села на диван и тихо заплакала.
Глава 4
– Вот чего ты ревешь? Чего ревешь, я спрашиваю? Только что веселилась, собиралась в какое-то Манукау, а теперь… Такие перепады настроения не к добру, я тебе скажу!
Лара вытерла слезы. В самом деле, глупо как-то получается.
– Я просто… не хочу с ней писать, – объяснила она маме. – Вот не хочу, и всё. Мне одной лучше.
– Ну и… не пиши. Чего реветь-то? Вот вообще из-за ерунды!
– Да, надо отказаться. Но Ляля, конечно… вряд ли после этого станет со мной общаться.
– А может, и ничего? Откуда ты знаешь, что не станет?
«Неужели я за это время успела привязаться к ней? – спросила себя Лара. – Привыкла к ее письмам? Как бы то ни было, надо отказаться всё равно».
Но на резкий и недвусмысленный отказ у нее не хватило духу, и она написала вот так:
«Да, вот видишь, ты хотела оккультную тайну Третьего Рейха, а у меня совсем другая тайна стала вырисовываться… Но ничего! Пиши свою оккультную тайну – думаю, это будет очень интересное и захватывающее повествование, – ну а я свой скромный сюжет буду разрабатывать. Это правильно и разумно.
В противном случае мы будем только мешать друг другу. Я буду мешать тебе, если угодно. У тебя опыта гораздо больше, десятки книг уже написаны, а я что… у меня только одна пока.
Для соавторства нужен все-таки одинаковый уровень.
Попробуй жребий вытянуть – если выпадет какая-нибудь другая страна, не Новая Зеландия – это знак!»
Отправив это письмо, Лара снова расплакалась. Мама зашла в комнату, вновь увидела дочь плачущей и всплеснула руками:
– Да что же ты никак не успокоишься-то?
– Я написала ей, – всхлипывая, ответила Лара, – вроде бы и вежливо, но… между строк там столько всего невысказанного! Ляля поймет, я думаю. Она очень хорошо чувствует такие вещи. Поймет – и обидится…
Остаток дня Лара оплакивала свое грядущее расставание с Лялей. Всё валилось из рук. Про тайну новозеландского городка Манукау и думать не хотелось. Потом, всё потом… Мама ругалась, и Лара уверяла ее, что вот-вот успокоится. «Да, скорее бы уже всё это закончилось. Не думала, что будет так тяжело».
Ответ от Ляли пришел только поздно вечером.
«Извини, что так долго не отвечала, сестра, – написала она. – Ждала, когда наконец