для сохранения следов – открытой земли там почти нет, да и магистратские сильно натоптали; к тому же, когда Финка вязали, его хорошенько изваляли ногами – словом, если что и было, то все затерлось. Однако же я решил чуть расширить сектор осмотра и шагах в десяти от места преступления нашел вот это.
Курт вынул из-за отворота куртки короткий нож в чехле из старой, уже размягчившейся кожи, с рукоятью из дерева, перетянутой веревочной обмоткой, и выложил перед начальством на стол. Керн осторожно вытянул лезвие наполовину, медленно вдвинув его обратно, и поднял взгляд к нему:
– Это?..
– Нож Финка, – кивнул Курт. – Это не только его показания, я их подтверждаю: четыре месяца назад я видел его с этим ножом, когда встречался для получения сведений.
– За один лишь факт ношения оружия ему уже можно руки обрубить, – заметил Керн, и он поморщился:
– Бросьте, это к делу отношения не имеет… Так вот – сомневаюсь, что до бесчувствия пьяный, обуянный похотью и жаждой убийства исступленный безумец пойдет Бог знает куда выбрасывать свой нож, дабы после извлечь невесть откуда другой, а уж после резать жертву. Вернее вот какая версия: нож этот с него снял тот, кто является истинным виновником происшествия, а, уходя после всего совершенного, его выбросил, разумно рассудив, что светские с их манерой вести дознание и не додумаются прочесать свалку вокруг места убийства.
– Есть свидетели того, что этот нож ты нашел именно на свалке? – уточнил Керн, и Курт усмехнулся:
– Разумеется. Все два с половиной часа, что я шатался среди отбросов, я таскал с собою несчастного мусорщика – того самого, который видел Финка с девочкой. И теперь – tertio[19]; главное, что меня настораживает в этом деле. Стража на воротах говорит, что девочка шла с распущенными волосами, накрытая каким-то драным плащом – поэтому они решили, что попросту какой-то подонок в компании шлюхи… прошу прощения, это их слова… решил прогуляться за пределами стен. Это (по их словам), случается довольно часто; бюргермайстер жаловался, что на свалке нарождается своя жизнь, какие-то конуры из старых досок, тряпья и прочего мусора – там обосновались те, для кого излишне опасно в самом Кёльне, из-за чего он уже давно планирует вычистить это место… Но это к делу сейчас не относится. Так вот, частенько преступники и просто нищие из города выходят пообщаться с приятелями снаружи, посему стража и не удивилась. Главное здесь вот что: из-за распущенных волос лица было почти не разглядеть (да и кто разглядывал?), вокруг – предутренние сумерки, стража полусонная; все, что они видели – это (четко) Финка, который обнимал (это уже без детальностей) невысокую щуплую девицу, блондинку.
– К чему ты ведешь, Гессе? – нахмурился обер-инквизитор, и Курт кивнул:
– Я к этому подхожу. По словам арестованного, вечером накануне ареста он пьянствовал в «Кревинкеле»[20]… Это даже не название, – пояснил Курт в ответ на вопросительный взгляд, – так, прилепившееся со временем словечко; нечто вроде