не по-людски. Я даже думала: притворщик. Всё, я с ним порву. С таким радости не будет. Тяжелый характер.
– То, что характер есть, – это дело. Я тебе сразу сказала: человек серьезный. Перспективный. Вот и ты к нему посерьезней, Лен.
– Как посерьезней? Всё ты воду льешь со своими советами. Не хочу я с ним ходить и не буду. И потом… Он всегда в одном и том же, в костюме этом. Что, у него другой одежды нет?
– Может, и нет. Он же паренек общажный. Ты за богатыми-то не гонись, которые в разное наряжаются.
– И пахнет от него. То потом несет, то он так наодеколонится, что дышать противно.
– Это терпеть надо. От тебя, думаешь, всегда приятно пахнет? Если хочешь замуж, ко всякому готовься. Отец твой какой был храпун! И ничего – привыкла. Без храпа потом долго заснуть не могла. А я чем лучше? А если в животе несварение? Бывает, так забурчит, что тушите свет. И ты такая же, не святая.
Ближе к ночи позвонил Виктор и спросил раненым голосом, растягивая гласные.
– Прости-и-ишь?
– Прощу, прощу, – сказала, чтоб отделаться.
– Когда мы снова встретимся?
– Не знаю. Ближайшее время занято. У меня командировка.
– К грузинам?
Лена поняла: напился. Он бормотал: “Кто я? И такая девушка… Да как я смел… Как обнагле-е-ел…” – и запел Ободзинского, бархатисто и подвывая:
Эти глаза напротив,
Калейдоскоп огней,
Эти глаза напротив,
Ярче и всё теплей…
Отсоединилась, перезвонил и запел сначала.
– Алкаш, больше ты меня не увидишь, – она отключила телефон.
За окном загорланили: “Леопольд, выходи!” – и как будто узнала Виктора. А что если он напился с соседом, которому оттянул уши, и теперь они проводят ночь во дворе? Потом она услышала басовитый лай на лестнице. “Костя, я ее не удержу!” – донесся писклявый девичий голосок. Лена уткнулась лицом в подушку. Слез не было, одна усталость. Перед глазами извивались, сужая круг, черные птицы с когтями, а танцор в красном трико подкидывал балерину в светлых перьях…
Лену направили не в Грузию, а всего лишь в Дзержинск под Нижним Новгородом, и на одни сутки. В Дзержинске была танковая часть с зелеными фасадами. Выкрав время после осмотра котельной, Лена села в красном уголке. Ей попалась книга Бориса Рявкина “Очерки смелого времени”. Во время расстрела большевистской демонстрации летом 1917-го матрос был ранен в ногу навылет, вбежал, хромая, в богатый дом и попал в комнату к девушке, которая не испугалась, перевязала его и спрятала в шкафу. Он отлеживался там неделю тайком от остальных домочадцев. Осенью большевики победили, семья девушки уехала из Петрограда, а она осталась, нашла того матроса и вместе с ним прошла всю Гражданскую. История была фантастичной, но тем более пьянящей. Как только Лена прочитала несколько первых абзацев, что-то сжалось у нее в груди, а наткнувшись на “медный вихор моряка”, она отложила книгу и какое-то время сидела в молчании.
В Москве с порога квартиры ее ждал телефонный звонок.
– Ты уже вернулась? Повидаемся?