жизни.
Пожалуй, я могу назвать себя сумасшедшей, ведь мне есть с кем себя сравнивать. С собой. Не с собой теперешней, которая дрожит от холода в чаще леса и боится даже нос высунуть из спального мешка. Нет, я говорю о той Кэсси, которой была до Прибытия, до того, как инопланетяне припарковались на нашей орбите. У той двенадцатилетней Кэсси самыми большими проблемами были россыпь веснушек на носу, непослушные вьющиеся волосы и симпатичный мальчик, который часто видел ее в школе, но даже не подозревал о ее существовании. Та Кэсси смирилась с неприятным фактом: она совершенно нормальная девчонка. С обычной внешностью, учится хорошо, неплохо играет в футбол и занимается карате. Вообще, вся уникальность этой девочки заключалась в ее имени – Кэсси от Кассиопея, о чем, правда, никто не знал, – и в способности доставать языком до носа – талант, который ко времени перехода в среднюю школу потерял все свои плюсы.
По меркам той Кэсси, я, наверное, сумасшедшая.
И конечно, по моим – сумасшедшая она. Иногда я ору на нее, на ту двенадцатилетнюю Кэсси: ну чего она так волнуется из-за своих волос, или из-за имени, или из-за того, что ничем не выделяется среди других нормальных девчонок.
«Чем ты занимаешься! – кричу я. – Разве не знаешь, что случится скоро?»
Только это несправедливо. Она ведь и правда не знала, что случится скоро, и не имела возможности узнать. И это было для нее благом, поэтому я так по ней и скучаю, – если честно, больше, чем по всем другим. Иногда я плачу… разрешаю себе плакать по ней. Я не плачу по себе. Я оплакиваю Кэсси, которой больше нет.
Интересно, что бы она подумала обо мне теперешней.
О Кэсси, которая убивает.
3
Вряд ли он был намного старше меня. Наверное, восемнадцать-девятнадцать. Но, черт, ему, если на то пошло, могло быть и семьсот девятнадцать. Я пять месяцев варюсь во всем этом, но до сих пор не уверена, что собой представляет Четвертая волна: это люди, гибриды или сами иные? Хотя мне не нравится думать, что иные выглядят как мы, говорят как мы и кровь у них такая же, как у нас. Мне больше хочется считать, что иные – иные.
Я совершала еженедельную вылазку за питьевой водой. Рядом с моей стоянкой есть ручей, но я боялась, что он загрязнен какими-нибудь химикатами или нечистотами или выше по течению лежат трупы. А еще он мог быть отравлен. Лишить питьевой воды – отличный способ быстро от нас избавиться.
Так что раз в неделю я забрасываю на плечо верную М-16 и выхожу из леса. В двух милях к югу, как раз возле 175-го шоссе, есть пара заправок с продуктовыми магазинчиками. Я беру бутылки с водой, сколько могу унести, то есть немного, потому что вода тяжелая, и спешно возвращаюсь в лес. Стараюсь очутиться в своем относительно безопасном укрытии до наступления ночи. Сумерки – лучшее время для переходов. Никогда не видела беспилотники вечером. Три или четыре днем и гораздо больше ночью, но вечером – никогда.
На этот раз, проникнув через разбитую дверь в магазин, я сразу поняла: что-то не так. Никаких внешних перемен, те же граффити на стенах, что и неделю назад, опрокинутые полки, на полу пустые