они так:
Из ничего, из ниоткуда.
Нет объяснения у чуда.
И я на это не мастак.
Не думайте, что я учу вас быть писателем. Научить этому нельзя. Просто некоторые люди рождаются со своей песенкой в сердце. Она там звучит и рвется наружу. Вот это и есть писатель. Я только могу показать, как ПРИХВАТИТЬ НАТУРУ. Скорее это относится не к искусству, а к ремеслу художника – пишущего, рассказывающего, показывающего картины Существования.
Тут есть несколько железных правил и одно золотое.
Первое, золотое, провозгласил Сент-Экзюпери: «Учиться нужно не писать, а видеть!»
Для этого в хорошую погоду я вытаскиваю вас из аудитории на улицу, мы идем все вместе – куда глаза глядят, и по дороге я показываю такие вещи, которые вы обязательно прошляпите. Когда-то в середине апреля, ранней весной, в старых арбатских переулках мы заприметили высокое окно. В окно – вы помните? – смотрел стриженый мальчик. А за его спиной стояла елка, наряженная, вся в огнях, со шпилем на верхушке. Еще раз повторяю: была ранняя весна – и вся эта картина походила на сон.
Мы видим на домах фигуры львов или сирен, крылатых сфинксов, которых никогда до этого не замечали. Заглядываем в подъезды, подворотни, бесстрашно («Ведь все мы филологи», – говорила Анна Ахматова), читаем надписи на стенах и заборах. Кстати, попадаются гениальные! В Колпачном переулке мелом на каменной ограде запечатлены великие письмена:
«МИША! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
И СПАСИБО ЗА ТУ НОЧЬ…»
Был смешной случай. Лариска Горячева курса два не могла прихватить никакую натуру. О чем бы она ни бралась написать – одни общие места, ни одной интересной детали. Ну, мы с ней вдвоем и отправились «на охоту». Я ей говорю: «Смотри! Смотри! Гляди, какой пес бежит, – этот окрас знаешь, как называется?» Она: «Как?» Я: «Соль с перцем! А эта мороженщица, ты заметила (было лето), в валенках стоит! Теперь отвечай: что смешного в том объявлении на киоске: “Продавец отошла?” Думай, думай, – кричу я ей. – Наблюдай!»
Пытаюсь расшевелить.
Тем временем мы с ней стоим у проезжей части дороги, и прямо перед нами проезжает асфальтовый каток. Там сидят два чумазых обалдуя, и они нам с Лариской, а может, только ей, о б а посылают воздушный поцелуй!
Я мгновенно им шлю ответный. А Лариска застыла как статуя – никакой реакции.
Я – строго:
– Ты видела, что тебе с асфальтового катка был послан поцелуй?
Она – вяло:
– Видела…
– Почему ты на него не ответила – хотя бы взглядом или улыбкой?
Молчит угрюмо.
Я говорю:
– Лариска! Это наш возлюбленный город! И кругом наши возлюбленные горожане! Ты должна хоть как-то соответствовать этой струящейся отовсюду любви.
А тут навстречу нам идет мой дружок – великий сказочник современности Сергей Седов. Увидев нас, он издалека распахивает объятия и с этими вот распахнутыми объятиями неуклонно надвигается на нас с Лариской. Лариска в ужасе смотрит на меня, а я молчу, не признаюсь, что это мой знакомый. Тогда