ведь Пруденс не смеялась никогда. У нее был необыкновенный смех – резкий и громкий, совсем не такой, какого ждешь от столь кукольного создания.
– Да кто ты такая? – спросила Пруденс, наконец опомнившись от смеха.
– Я Ретта Сноу, мисс, и я ваш самый новый и самый бесспорный друг.
– Что ж, Ретта Сноу, – отвечала Пруденс, – одно бесспорно – ты спятила!
– Так все говорят, – отвесила Ретта картинный поклон. – И тем не менее я здесь!
И с этим было не поспорить.
Вскоре «Белые акры» уже невозможно стало представить без Ретты Сноу. В детстве у Альмы однажды была кошечка, которая бродила по поместью и завоевала всеобщее расположение таким же манером. Кошечка – милый маленький зверек с ярко-желтыми полосками – попросту вошла на кухню «Белых акров» одним солнечным днем, потерлась о ноги всех домашних, а потом устроилась у очага, свернувшись клубком и тихонько мурлыкая, с полузакрытыми от удовольствия глазами. Она вела себя так непосредственно и уверенно, что никому не хватило духу сообщить, что ей здесь не место, и, таким образом, очень скоро она нашла здесь свое место.
Ретта вела себя похоже. Она появилась в «Белых акрах» в тот день, уютно устроилась, и не успел никто опомниться, как стала постоянно крутиться под ногами. Никто никогда не приглашал Ретту, но Ретта, видимо, была не из тех, кому нужны приглашения куда бы то ни было. Она приходила, когда хотела, оставалась, сколько желала, брала все, что ей приглянулось, и уходила, когда была готова.
Жизнь Ретты Сноу была шокирующе, пожалуй, даже завидно бесконтрольной. Ее мать вращалась в высшем обществе, и утренние часы ее были заняты долговременным прихорашиванием, дневные – неспешными визитами к другим дамам, а вечерние сплошь расписаны под благотворительные балы. Отец, человек мягкий, но вечно отсутствующий, купил дочери надежную тягловую лошадь и двуколку, в которой девушка колесила по Филадельфии, полностью предоставленная сама себе. Она коротала дни, гоняя по миру в своей двуколке, как беззаботная жужжащая пчела. Взбреди ей в голову пойти в театр, и она шла в театр. Вздумай она посмотреть на парад, и парад находился. А если уж возникало желание пробыть весь день в «Белых акрах», она делала это и никуда не торопилась.
Весь следующий год Альма встречала Ретту в самых любопытных местах: взгромоздившись на чан в маслобойне, она смешила молочниц до колик, разыгрывая сцену из «Школы злословия»; свесив ножки с причала для баркасов над маслянистыми водами реки Скулкилл, притворялась, что ловит пальцами рыбу; а однажды разрезала пополам одну из своих прекрасных шалей, чтобы поделиться ею с горничной, которая шаль похвалила. («Смотри, теперь у нас обеих по половинке шали – значит, мы стали близнецами!») Никто не понимал, что она за птица, но никто ни разу ее не прогнал. И не из-за того, что Ретта была очаровательна, просто отделаться от нее было невозможно. Оставалось лишь одно – смириться.
Ретта умудрилась расположить к себе даже Беатрикс Уиттакер, что было поистине замечательным достижением. Ведь логично было бы предположить, что