жениха и мужа, такая ненависть теснилась в искаженном лице, что попятились солдаты. Побелел и задрожал лопоухий конопатый паренек, стоящий ближе всех. Он, защищаясь, поднял автомат, отступил, облизнул пересохшие губы.
– Слышь, мужик… Ты, это самое… прекращай… это не я… Ты чего так взбесился?..
Аффект, исступление, все разом, помноженное на пронзительную душевную боль, обуяло Вадима. Он орал благим матом, брызгал слюной, кровью, бросился на солдата, бил его по морде – смачно, выбивал душу железным кулаком. Орали однополчане, кинулись его оттаскивать. А он уже вырвал у солдата автомат, передернул зачем-то затвор – и те отшатнулись, не успев открыть огонь первыми. Стальная бандура тряслась у Вадима в руках, изрыгая пламя и свинец, он орал во все стороны, приплясывал. Какие-то личности метались перед глазами, надрывно лаяли собаки. Он бил на поражение, окончательно лишившись контроля над разумом – за любимую девушку, за свою уничтоженную жизнь, за ВСЕ! Пусть горят в своем аду! Ополоумевшие лица метались перед глазами, вот отбросило какого-то сержанта, напичканного свинцом, вот смазливый чернявый парень лихорадочно рвал заклинивший затвор – и его туда же! Кричал и полз, подволакивая ногу, раненый. Скулила подстреленная овчарка…
Бойцы опомнились и открыли шквальный огонь, а Вадим уже, выбросив автомат, летел в воду с каменного обрыва. Пули оторвали полу от свадебного пиджака, едва не срезали скальп, но он уже прорезал пласты на всю глубину, поплыл широкими размашками ко дну. Свинец чертил пунктиры в воде, сзади, спереди. Он ни о чем не думал, ни одной завалящей мысли в голове. Просто уходил от опасности, в чем уже не было никакого смысла… У Вадима были сильные легкие, он передвигался по дну, хватаясь за вросшие в ил коряги. Стрельба стихала, возможно, автоматчики решили, что он убит. Но вновь разразились крики, когда на середине речушки всплыла голова – всплыла и пропала. Бойцы строчили, мстя за своих товарищей, но никто не бросился в воду. И не было такого приказа. Они не видели, как мокрый измученный человек выполз на противоположный берег – листва деревьев, пьющих влагу из реки, заслоняла его от ищущих взоров. Он стонал, подтягивался на руках. Тело превратилось в раскаленный синяк. Сил практически не было. Он встал на четвереньки, куда-то пополз, не замечая, как ветки и корни протыкают ладони почти насквозь. Потом поднялся, побрел куда глаза глядят…
Вадим очнулся в тайге, на неведомой территории, в холодной яме. Вокруг него громоздились черные ели с мощными лапами. Темнело небо, вечер растекался по району. Тело было облеплено листвой и хвойными иглами. Трясла лихорадка. Парень никак не мог понять, почему он здесь, ведь он должен находиться в ресторане на собственной свадьбе. Ныли мышцы, Вадим выполз из ямы, абсолютно не помня, при каких обстоятельствах в нее свалился, поднялся, держась за дерево. Он был похож на зомби – кожа бледная, как у мертвеца, глаза пустые, нарядный дорогой костюм превратился в зловонное отрепье. Зубы отбивали чечетку. Он вознамерился куда-то двинуться, начал ориентироваться по сторонам