как острый нож входит в подтаявшее масло.
Лунный свет пробивался сквозь неплотно задернутые шторы. Холли встала и на ощупь прошла в ванную. Не зажигая света, включила воду и умыла лицо. Постояла, глядя на свое отражение в серебристо-черном зеркале, выпила холодной воды. Поняла, что бессознательно медлит с возвращением в спальню, боясь, что ее опять потянет к окну.
Что за глупости, сказала она себе. Что с тобой происходит?
Она вошла в спальню и, вместо того чтобы лечь, снова приблизилась к окну. Раздвинула шторы.
Его там не было.
С облегчением и вместе с тем с разочарованием смотрела Холли на ночной парк. По телу снова пробежала дрожь, и она осознала, что дело не только в непонятном страхе. Холли испытывала возбуждение и смутное сладостное предчувствие…
Предчувствие чего?
Она не знала.
Встреча с Джимом Айренхартом оставила неизгладимый след в ее душе. Ничего похожего раньше не случалось. Холли безуспешно пыталась разобраться в своих чувствах. Такое простое объяснение, как сексуальное влечение, казалось бессмысленным. Она давно вышла из подросткового возраста, и то, что с ней сейчас творилось, нельзя было объяснить ни тоской по мужскому телу, ни романтическими девичьими грезами.
Наконец Холли вернулась в кровать. Она была уверена, что до утра не сомкнет глаз, но стоило ей лечь, как почувствовала, что засыпает. «Эти глаза», – услышала Холли свой голос и стала стремительно падать в зияющую пустоту.
Джим проснулся до рассвета. За окнами спальни – ночная Лагуна-Нигель. Бешено колотилось сердце, и все тело, несмотря на ночную прохладу, было мокрым и липким от пота. Опять мучили кошмары. Он смутно помнил, что во сне его опять преследовали злобные, безжалостные и могущественные силы.
Чувство смертельной опасности заставило его включить свет и убедиться, что в спальне никого нет. Ничего угрожающего.
– Уже скоро, – произнес он вслух.
И спросил себя, что значат эти слова.
20–22 августа
Глава 1
Джим напряженно следил за дорогой сквозь грязное ветровое стекло угнанного «Камаро». Солнце висело в небе ярким шаром, и от его света, белого и едкого, как сухая известка, не спасали даже черные очки: приходилось щуриться. Волны горячего воздуха поднимались от раскаленного асфальта, и в знойном мареве возникали миражи озер, людей, машин.
По телу разлилась усталость, в глаза словно насыпали песку. Из-за миражей и песчаных вихрей Джим с трудом различал дорогу. В бесконечных просторах пустыни Мохавк пропадало ощущение скорости. Не верилось, что на спидометре почти сто миль в час. При таком состоянии это было рискованно.
Но в нем росла уверенность: стоит чуть промедлить – и случится непоправимое. От его быстроты зависит человеческая жизнь.
Джим скосил глаза на заряженный дробовик, прислоненный к спинке переднего сиденья. Возле приклада лежала коробка патронов.
Его мутило от страха, но нога сама надавила на педаль